Константин Симонов - Парень из нашего города

Гулиашвили.Где хочешь. Пошли, дорогой!

Гулиашвили и Севастьянов уходят. Входит Полина Францевна.

Полина Францевна.Варвара Андреевна! (Садится в выжидательной позе.)

Входит Варя.

Варя.Здравствуйте, Полина Францевна!

Полина Францевна.Вы меня растрогали сегодня. Вы играли с такой грустью, с такой тревогой, что я вспомнила свои молодые годы.

Варя.Правда? Я очень старалась сегодня. (Оглядывается.) А где же Вано, где Севастьяныч?

Полина Францевна.Я их встретила. Они сказали, что скоро будут. Они очень хорошие. Они так хлопочут о вас, как будто ваш Сережа уехал бог знает куда, на войну.

Варя.Да, они очень хорошие.

Полина Францевна.Он все еще на этих танковых курсах в Бобруйске?

Варя.Да.

Полина Францевна.Вы мне говорили, что он там на три месяца, а уже восьмой.

Варя.Да, он писал, что задерживается.

Полина Францевна.Скучаете?

Варя.Да, очень.

Полина Францевна.Ну, ничего. Наверно, эти курсы скоро кончатся, и он приедет.

Варя (рассеянно). Да, наверно.

Полина Францевна.Он у вас очень хороший, очень-очень. Я еще давно, когда только начала учить его французскому языку, подумала, что женщина, которая выйдет за него замуж, будет очень счастливой женщиной.

Варя вдруг лицом судорожно прижимается к ее груди.

Ну, что с вами такое?

Варя.Нет, ничего. Так, просто устала, наволновалась.

Полина Францевна.Да, у вас сегодня была очень волнительная роль. Я сама сидела и волновалась.

Варя.Полина Францевна, душенька, слышите, уже первый звонок, опоздаете, бегите. А после спектакля поедем вместе к Вано, они хотят там мой день рождения праздновать.

Полина Францевна.А я-то вам зачем?

Варя.Нет, обязательно, я без вас не поеду. Вы такая спокойная. Когда я бываю с вами рядом, мне тоже кажется, что все хорошо… (пауза) там, на курсах в Бобруйске.

Полина Францевна.Ну конечно же, хорошо. Смешная вы девочка. (Выходит.)

Варя беспокойно прохаживается. Входит Васнецов.

Варя.Наконец-то, Алексей Петрович. Я так вас ждала.

Васнецов.Вы прислали мне записку, чтоб я непременно зашел.

Варя.Да. Простите. Я знала, что вы на спектакле… Алексей Петрович!

Васнецов.Да, я вас слушаю.

Варя.Я уже не та девочка, которая приехала сюда прошлым летом. Вы мне все можете сказать. Там, где он сейчас, — там очень опасно, да?

Васнецов (внимательно поглядев на нее). Да, быть может.

Варя.Уже восемь месяцев. Но я сначала хоть получала письма. Правда, в них ничего не было: ни что, ни где, ни как. Но он писал, что жив, здоров. А это ведь самое главное.

Пауза.

Нет, я не буду вас спрашивать, Алексей Петрович. Я знаю, об этом нельзя спрашивать.

Васнецов.Нет, почему же. То, что я смогу вам сказать, я скажу.

Варя.Что с ним? Уже пятый месяц ни звука. Что случилось? Если вы знаете, лучше расскажите мне сейчас. Если он не вернется, этого ведь от меня никто не скроет.

Васнецов.Далеко. Письма долго идут.

Варя.Но ведь раньше доходили.

Васнецов.Вы можете мне верить или не верить, но для вас будет лучше, если вы поверите моему чутью старого солдата. Я знаю Сергея Ильича не первый год, и мне всегда казалось, что он родился в сорочке. Такие, как он, проходят огонь и медные трубы. И ничего, выживают. Про меня в молодости тоже так говорили. И вот жив. Сорок восемь. Все будет хорошо. Жена солдата в это верить должна. Без этого вам жить нельзя, понимаете?

Варя.Понимаю. Я очень хочу вам верить, Алексей Петрович. Очень хочу.

Пауза.

Вам нравится, как я сегодня играла?

Васнецов.Да, очень.

Варя.Это хорошо. Я очень хочу хорошо играть. Особенно сейчас, когда он там. Мне тогда кажется, что он каждый спектакль сидит передо мной в первом ряду партера. Мне кажется…

Входит Гулиашвили.

Гулиашвили.Добрый вечер, товарищ полковник! Варя, совсем забыл, с дороги вернулся, эта старушка, она твою маму играет, она, кажется, мяса не кушает?

Варя.Да, у нее катар. А что?

Гулиашвили.Как что? Надо ей что-нибудь диетическое сделать.

Пауза.

Товарищ полковник, день рождения. (Показывает глазами на Варю.) Приехали бы?

Васнецов.Поздравляю. Простите, не знал. Боюсь, что не смогу. А поздно засидитесь?

Гулиашвили.Непременно.

Васнецов.Ну, если Варвара Андреевна со мною тур вальса согласится пройтись, то к концу подъеду.

Варя.Конечно, Алексей Петрович.

Звонки.

До свидания, мне на сцену. (Выбегает.)

Гулиашвили.Никаких известий, товарищ полковник?

Васнецов отрицательно качает головой.

Низкая комната в полуразрушенном доме. Стопы сложены из больших камней. Полутьма. Единственный свет идет из угла, где в очаге тлеют ветки. За наполовину разбитым и чем попало заткнутым окном идет снег. Посреди комнаты стол. За ним сидит офицер в трудно определимой в полутьме форме. Дверь распахивается, в нее врываются снег и ветер. Входит человек в плаще, отряхивается.

Офицер.Вы заставляете себя ждать, господин переводчик.

Переводчик.Простите. Дьявольская погода. Тут, наверно, много лет не запомнят такого снега. Совсем как в России.

Офицер.В России? Неужели двадцать лет эмиграции не вышибли ее у вас из памяти? Все еще вспоминаете нашу Россию?

Переводчик.Мою? Если б она была моя! Я просто говорю, что снег. Зачем вы приказали мне явиться?

Офицер.Вы мне сейчас будете нужны. Вам, кажется, предстоит встреча с соотечественником. Час тому назад мы взяли в плен танкиста.

Переводчик.Знаю. Мне сказали солдаты. Но разве он русский?

Офицер.Не знаю. Во всяком случае, у него русское упрямство. Он целый день просидел в разбитом танке. Потом вышел с пистолетом. Когда его окружили, он хотел застрелиться, но только ранил себя. Его взяли, когда он был без сознания. Я велел привести его в чувство и прислать сюда.

Пауза.

Да, весьма возможно, что он русский.

Дверь распахивается. Солдаты вводят в комнату неизвестного. На нем кожаные штаны, сапоги. Обгоревшая и разорванная рубашка. Черное лицо, обмотанное грязными, прокопченными бинтами, из-под которых торчат выбившиеся клочки волос.

Переводчик (подойдя к неизвестному, в упор.) Ну, как, приятно вам встретить здесь соотечественника?