Константин Симонов - Русские люди

Ильин.Что верно, то верно. Потому и водки даем, что наглядно.

Входит Сафонов.

Товарищ капитан, вот переправился с той стороны, от немцев.

Сафонов (подходит к Козловскому). Здорово! (Пожимает ему руку.) Откуда идешь?

Козловский.Из-под Николаева пробираюсь.

Сафонов.Так. Чего же это ты? Уж лиман перешел, а потом назад к нам?

Козловский.Я узнал в городе, что тут еще наши, — хоть в окружении, да все-таки наши. Я и подумал: чем дальше идти, дойдешь ли, а тут переплыл — и готово.

Сафонов.Документов небось нет?

Козловский.Есть.

Сафонов.Ишь ты. С документами.

Козловский.Девушки, у вас ножниц нет?

Шура.Зачем?

Козловский.Подпороть нужно.

Валя подходит к нему, помогает распороть рукав.

Партбилет без карточки, конечно. Но главное сохранилось, верно?

Сафонов (рассматривает вымокший партбилет). Верно. Какое звание-то?

Козловский.Младший политрук Василенко Иван Федорович.

Сафонов.Тезки, значит. Что, замерз?

Козловский.Замерз.

Сафонов.Согрели тебя?

Козловский.Согрели.

Сафонов.Это насчет воды у нас плохо, а водка — это у нас есть. Только знаешь, такая жажда бывает, что без воды и водки пить не хочется. Ну, по случаю спасения придется тебе стакан чаю дать. Шура, а Шура!

Шура.Сейчас.

Сафонов.Ты давай сейчас иди спи. Хочешь?

Козловский.Хочу.

Сафонов.Там моя шинель лежит. На ней устройся. А потом мы тебе проверку сделаем и к месту определим. Мне каждый человек нужен. Я тебе отпуска по случаю твоих переживаний не могу дать. Понятно?

Козловский.Понятно.

Сафонов.Иди. Она тебе чай туда принесет.

Козловский идет к двери.

(Неожиданно.) Какой части?

Козловский.Сто тридцать седьмой гаубичной.

Сафонов.Кто командир?

Козловский.Чесноков.

Сафонов.Комиссар?

Козловский.Зимин…

Сафонов.Ну, иди, иди, грейся.

Козловский выходит.

Валя (что-то мучительно вспоминая). Вот не видала я его. Не видала, а голос слыхала. Где я могла его голос слыхать? До войны, что ли?

Сафонов.Голос слыхала. Фантазия одна. Что он, Шаляпин, что ли, чтобы его по голосу запоминать?

Валя.Нет, я слышала, Иван Никитич.

Сафонов.Опять свое. Ты чего бегаешь? Тебе тоже спать надо. Ясно?

Валя.Ясно.

Сафонов.Ну и иди, пожалуйста. А то: голос слыхала. Увидала — интересный военный; конечно, познакомиться сразу захотелось. «Где-то я вас встречала, да где-то я ваш голос слыхала…» Ну, это я шучу, конечно. Ты, главное, спать иди, вот что.

Валя и Шура выходят.

(Ильину.) Панин ушел, что ли?

Ильин.Нет, здесь.

Сафонов.Ты ему скажи, чтоб он потом зашел, с ним поговорил. Человек этот, Василенко, вроде человек хороший. Я, конечно, с радостью. Но все-таки пусть поговорит, чтобы порядок был.

Молчание.

Что меня волнует, Ильин, это меня то волнует, что где Глоба. Дошел ли Глоба до наших войск, или не дошел Глоба — это меня больше всего волнует. Потому что помирать я готов, но помирать меня интересует со смыслом, а без смысла помирать меня не интересует. Ну, пошли. (Выходит. В двери останавливается.) Вернись, скажи Александру Васильевичу, чтобы с нами пошел.

Ильин пересекает сцену, заходит в одну из комнат. Из комнаты Сафонова выходит Козловский. Шинель внакидку, в руках бумажка, приготовленная для закурки. Из двери выходит Ильин, проходит через комнату, вслед за ним неторопливо идет Васин.

Козловский.Товарищ майор, разрешите обратиться?

Васин.Да.

Козловский (вглядываясь в него). Только что из окружения. Закурить нет ли, товарищ майор?

Васин, достав баночку, аккуратно насыпает ему махорки.

(Испытующе глядя на него.) Товарищ майор, я вас где-то видал, по-моему.

Васин (спокойно). А я вас нет. Простите, ваше звание?

Козловский.Василенко, младший политрук.

Васин.А я вас нет, не видал, товарищ младший политрук.

Пауза.

Огонь у вас есть?

Козловский.Спасибо. Есть.

Васин прячет коробку и выходит. Молчание. Козловский один на сцене.

(После паузы, удивленно присвистнув.) Дядя, а?

Обстановка второй картины. На сцене Шура. У нее опухшие, заплаканные глаза. Входит Панин.

Панин.Почему глаза заплаканные?

Шура.Ничего. (Плача.) Если бы вы знали, как мне Ильина жалко! Так жалко. (Плачет.)

Панин.Шура!

Шура плачет; не отвечая, уходит в другую комнату. Входит Валя.

Валя.Здравствуйте, товарищ Панин.

Панин.Здравствуйте, Валечка.

Валя.Ох, дела! Сейчас ребятам патроны возила. Как начали строчить, мне мою машину поранили всю, прямо жалко. А меня нет.

Панин.Что, совсем машину?

Валя.Нет, ходит. Я ей говорю: отправляйся на ремонт. А она говорит: разрешите, товарищ водитель, остаться в строю. Я говорю: ну, разрешаю. Так она и осталась.

Панин.С Ильиным утром вы ездили?

Валя.Ага. И главное, знаете, я ему говорю: «Дайте я вас еще подвезу, мы быстро проскочим». А он говорит: «Нет, тебе дальше нельзя, я пешком пойду». Ну, я пошумела, а потом осталась — приказание! А если бы на машине — все в порядке было бы. Жалко мне его, товарищ Панин.

Панин.Что же делать, Валечка, без этого не бывает и, главное, быть не мотает.

Валя.Я ничего, а вот Шура; видели, наверное?

Панин.Видел.

Валя (почти шепчет, доверительно). Вы знаете, они ведь уже сговорились обо всем с нею. Что там после войны будет, неизвестно, так они тридцать первого вечером, когда тихо, уже свадьбу решили сделать, а вот сегодня тридцатое, и убили его. Вы представьте себе, товарищ Панин, как это грустно. Вот она и плачет все.

Панин (внимательно глядя на нее). А ведь это все неправда, Валечка.

Валя.Что неправда?

Панин.Да вот все, что вы говорите: свадьба… Тридцать первого. Просто так красивее, вот вы и придумали. И грустнее тоже.

Валя.А разве это хуже, если красивее?

Панин.Нет, лучше.

Валя.Его и так жалко, потому что он правда хороший был. А так если… так совсем жалко, до слез. У него, может быть, жена где-нибудь… Она, может, только через год узнает, а нам над ним сейчас поплакать хочется.

Панин (задумчиво). Да, жена через год узнает. Это вы хорошо придумали.