Владимир Казаков - Избранные сочинения. 1. Ошибка живых

Кто-то умер в толпе. Не то стиснули и раздавили, не то от одиночества.

2-Й ГОЛОС

Ах, у меня нету 2-го голоса!

3-Й ГОЛОС

Еще один! Надышался темноты.

4-Й ГОЛОС

Этот дождь — с небес или в небеса? Эти струи — может быть, они брызнули из земли?

5-Й ГОЛОС

Не знаю... Мне стиснули мысли...

6-Й ГОЛОС

Спросите у водосточных труб! Они знают... если они еще живы...

— Я почувствовал чье-то прикосновение и обернулся. Никого не было. Тогда я не обернулся. И сразу же появилась незнакомая женщина. Она была так прекрасна, что ветер остановился на миг. Ее взгляд пронесся мимо меня, он был холоден, как луч звезды. Я сказал. Мой голос разбился на куски, осколок фразы впился или ранил ее нежный слух. Вдруг секунда тысячелетней давности мелькнула, древняя. А женщина или сказала, или подумала, но вслух. Она продолжала: «Я буду говорить на языке часов и объясняться числами». Тут я проснулся и увидел, что не спал. Неслыханная красота женщины, сверкая, могущественно струилась и в прошлое, и в будущее. Я обезумел. Я подошел к горящему фонарю и встал под ним. Булыжный ветер крался по мостовой. Она приблизилась... И вдруг ее волосы рассыпались, фонарный свет, как золотой хищник, бросился на ее плечи, и пустынная ночь огласилась безумным ревом полыхающего в полнеба зверя...

— Да, это удивительная история! Без начала и без конца, с одной только полыхающей серединой...

— Простите, не желаете ли вы вступить в «Общество мертвых»?

— Нет, не могу. У меня сейчас масса других дел.

— Уверяю вас, что более мертвого дела вы не найдете.

— Ах, как рано наступил этот поздний час!.. Что за шутки в такое время?!

— Я сам не знаю, как это случилось. Помню только, что вместо неба была пустота.

— Спасибо. Вот моя шляпа. Я все понял. А вы, кажется, были без шляпы?

— Без зонта я был.

— У меня правило — никогда не стоять к окнам спиной. Стою к ним или лицом, или ничем. Слышите металлические нотки в моем голосе? Это сталь.

— Я уже видел сегодня одну железную вывеску. Вся заржавела под ливнями. Когда-то на ней было написано МЯСО. Теперь ее можно вешать над чем угодно.

— Над человечьим родом? Вот шутник!.. Подайте-ка мне вон тот восклицательный знак! Бал-дарю!.. Ух-ух! Что бы мне такое сделать? Начать обмахиваться японским веером или окоченеть от предчувствий?

— Советую вам ничего не советовать.

— Вот тоже, советчик! Я что-то в этом роде и предчувствовал... Где веер? Вот он... Представляете, вдруг бы ночь перешла на японский язык, на японские созвездия. Все небо в иероглифах, переучивайтесь, господа астрологи!.. Или вдруг голод и смерть, как в Индии. А?

— Или вдруг приступ удушья. О ком вы говорите? Я молчу о Вологдове.

— Вот молчун! Но все же, вас могут услышать... Вчера я видел очень мрачный сон, а позавчера убедился, что он был вещим... Странное словосочетание — «сгустки дождя»!.. Вы мне наступили на крыло!

— Крыло мое, нога ваша.

— В чем смысл всего? Увы! только на этот вопрос мы и знаем ответ... О, «Неизданный Хлебников», вышедший в 1940 году!..

Соня и Пермяков сидели. Соня и Пермяков стояли. Сонины голубые глаза, сонины болезненно-светлые волосы, сонино все.

За окнами стоял косо поставленный дождь. Водосточные трубы трубили. Железные крыши стекали потоками на мостовые.

— Соня! — не сказал Пермяков.

Она посмотрела.

Прошло 0,7 лет. Сопя и Пермяков сдавлены толпой, укрывшейся от фонарей и от ливня. Слышные и неслышные стоны. Стиснутые губы, стиснутое время...

Наконец, все исчезает. Остается только след в виде огромного, темного, сверкающего пространства.

Мучительно долго ждут жениха. Невеста и ее родители. А он все не приходит. Жених приходит. Поздно! Время покончило с собой. Часы звякнули и остановились. На цепочке покачивалась мертвая гиря.

В петлице у жениха был цветок. Сейчас жених войдет сюда из прихожей. Вот уже глаз показался. Родители отшатнулись. Сейчас он сделает еще одну попытку. Трость, нога и жених. Вошли, сели, веселы, поздоровались.

— Ах, простите! Я, кажется, не сегодня пришел...

Невеста бледнела вдалеке от. Ее лицо было окружено волнами темных волос.

Жених посмотрел на время. Оно уже посинело.

— Повесилось на цепочке.

Он встал, чтобы сделать реверанс, но паркет поскользнулся и... окно зазвенело, стекло упало, разбрасывая красные пальцы. Жених бросился пальцами к лицу, но было другое. Он бросился к другому, но промахнулся и попал в каменные объятья стены. Нога и трость остались судорожно на стуле, блестя опрокинутым набалдашником. Цветок в петлице окрасился в противоположный цвет. Остальной жених забился и замер в объятьях стены.

Невеста посмотрела на небо: оно придавило время, подобно тяжелой надгробной плите.

Окрашенный цветок алел на фоне белых растерянных лиц. По надгробной плите прошли трещины. Жених робко попробовал улыбнуться, но улыбка соскользнула. Он поправил глаз и нацелился бровью на трость, но нога, вскрикнув, заплясала на месте. Жених стал озираться по сторонам, ища если не сочувствия, то хотя бы чего-то другого.

Заплаканные родители высохли. Они смотрели строго и прямо. Стена выпрямилась. Жених стал отряхивать с себя алые пальцы и окрасил вокруг стены и пол. Его второй глаз был далеко и не видел.

Невеста раскрыла книгу. Несколько черных строк привлекли ее внимание. Это была молитва. Надгробие темнело, трещины углублялись.

Жених подумал:

— Ах!..

Он собирал силы для нового реверанса. Он подтолкнул к себе спину. Она отделилась с трудом от стены.

Родители окружили дочь. Она молилась молча, как камень. Вдалеке от них двигались две руки жениха.

Рядом с ним висел галстук, он поправил его. Усики — он поправил и их. Поставив перед вопросительным знаком слово «что», он начал безмолвный разговор с собой:

— Что?

— Ничего, ничего, я просто так. Не обращайте внимания. Сейчас только подойду к зеркалу и посмотрюсь... О! Великолепно! Все на месте! Ура! Не хватает лишь зеркала...

Жених прислонился к стене. Сверкнуло обнаженное зеркало. Жених приблизился к нему, стал всматриваться, но зеркало не выдержало. Оно стало блевать окровавленным женихом.

Кровавая блевотина растеклась по стеклу. Жених упал, рассыпался, все покатилось в разные стороны.

Родители невесты в ужасе забились в углы друг друга. Их лица белели вокруг расширенных безумных глаз.

Невеста бросилась к жениху. Надпись на тяжелой плите неба уже стерлась, и неизвестно было, какое время под нею погребено. Невеста схватила пустые черные рукава жениха и прижала к груди. Его окровавленный глаз закатился далеко в угол и, сверкая там в темноте, косился на запекшуюся петлицу.

Огромные слезы расшатывали глаза невесты. Вдруг раздался ее безумный вопль. Почерневшее надгробие раскололось, загрохотал гром, и ливень ударил по окнам.