Жорж Бернанос - Диалоги кармелиток

Маркиз . Карета... толпа... Простите меня, эти видения слишком часто преследовали меня по ночам... Сейчас много говорят о бунте или даже о революции. Но кто не видел охваченной паникой толпы, тот ничего не видел... Проклятье! Все эти лица с перекошенными ртами, эти сотни и тысячи глаз... Помилуй Боже! Площадь из конца в конец вдруг закипает, трости и шляпы взлетают вверх на невероятную Высоту, как будто их подбросил в воздух громовой крик. Кое-кто из свидетелей потом уверял меня, что не видел этих тростей и шляп, но я-то их видел, тысяча чертей!

Шевалье . Простите меня, отец, я должен был догадаться... Я опять сказал сгоряча.

Маркиз снова берет в руки табакерку, в задумчивости барабанит пальцами по крышке.

Маркиз . Пустяки, это я слишком горячусь, хоть моя голова и седа. Но хотел бы я знать, что общего между тем, что я видел тогда, и какими-то мелкими весенними беспорядками, кучкой пьяниц на парижских улицах? Карета у меня крепкая, старых лошадей ничем не испугать, Антуан нам служит уже двадцать лет, а два наших лакея — бывшие солдаты Наваррско- го полка. С вашей сестрой не может случиться ничего дурного.

Шевалье . О, вы же знаете, я боюсь не за ее безопасность, а за ее больное воображение.

Маркиз . Бланш просто слишком впечатлительна, правда. Доброе замужество все поправит. Полно! Хорошенькая девушка имеет право быть чуть-чуть трусихой. Немного терпения. Племянники у вас будут сорванцы.

Шевалье . Поверьте, здоровью Бланш, может быть, даже ее жизни угрожает не просто страх. Это страх, поразивший самую глубь души, как в дереве промерзает сердцевина... Да, поверьте, отец, в характере Бланш есть что-то, недоступное обычному разумению. Быть может, в менее про­свещенном веке, чем наш...

Маркиз . Ба! Вы говорите, как суеверный простолюдин. Привязан­ность, которую вы неизменно испытываете к сестре, немного сбивает вас с толку. Мне Бланш почти всегда кажется спокойной, а порой даже веселой.

Шевалье . Да, конечно, бывает, что я и сам обманываюсь, глядя на нее. Я бы поверил, что судьбу удалось умилостивить, если бы не замечал постоянно печать несчастья в ее взгляде. То, что голос может скрыть, взгляд выдает. Страх выходит наружу не в голосе, а во взгляде, это мне довелось понять на королевской службе, хотя я в ней еще новичок... Но зачем говорить вам о том, в чем вас умудрили другие войны, посерьезнее, и задолго до моего рождения!

Маркиз сделал было протестующий жест, потом медленно отвечает с видом человека, переби­рающего свои воспоминания.

Маркиз . Бог мой, это верно, мы знали о таких вещах, это нам бывало полезно при случае. Но мне странно слышать об этом из ваших уст. Мы-то о них не рассуждали, вот в чем разница между нашим поколением и вашим. Как мне могло прийти в голову судить о вашей сестре по своему опыту с капралами и сержантами Пикардийского полка? Вы не боитесь, что если вот так рассуждать обо всем, как вы, нынешние, то перестанешь понимать что бы то ни было? Когда Бланш с гувернанткой придут сюда через минуту, вы посмеетесь над вашими страхами, а она забудет о своих.

Шевалье . Вы хотите сказать, что она снова отделается испугом... Отделается испугом! Когда речь идет о Бланш, соседство этих двух слов кидает в дрожь... Такая благородная и такая гордая девушка! Болезнь засела в ней, как червь в яблоке... Ах, отец, такие речи, конечно, покажутся вам невнятицей или заумью, особенно в моих устах... Но соблаговолите извлечь из них толы?о самое необходимое, чтобы решиться отослать сестру в Миромениль или даже в Лимёйль, подышать весенним воздухом и попить молока от наших коров.

Маркиз . Ну да, поиграть в крестьянку, как сейчас модно. К не­счастью, замуж так девушку не выдать. Я был бы дураком, если бы отослал свою дочь как раз сейчас, когда могу порадоваться знакам внимания со стороны вашего друга. Молодой Дамас, конечно, это не то, что в былые времена назвали бы блестящей партией, но я охотно сделал бы его своим зятем. Что поделаешь? По мне, теперешние молодые люди слишком мудреные. А этот — настоящий француз, в нем даже совмещаются три столетия. От одного в нем рыцарство, от другого — изящество, а от нынешнего — веселость. Да, поистине он и есть тот, кого я называю добрым французом, добрым малым, славным малым. Настоящий сеньор во вкусе французского двора — вот кто такой Роже де Дамас. Черт побери! Вы и сами о нем так думаете.

Шевалье . Он мой лучший друг, этим все сказано... Но не стройте себе иллюзий. В нынешнем своем дурном состоянии моя сестра ни за что не выйдет замуж за человека, который слывет повсюду самым отчаянным сорвиголовой. Она будет бояться, не придется ли ей краснеть перед ним.

Маркиз . Ребячество!

Шевалье . Не тешьте себя этим. Не знаю, способны ли странности ее натуры толкнуть Бланш на какой-нибудь предосудительный поступок — предосудительный по тем понятиям, которые она себе составила об обязан­ностях знатной девицы. Но я знаю, что она этого не переживет.

Сцена II

Дверь открывается, и на пороге появляется Бланш— достаточно неожиданно, чтобы можно было засомневаться, не слышала ли она последних слов. Шевалье не может удержать удивлен­ного жеста, но старый маркиз лучше владеет своими нервами и говорит совершенно естествен­ным тоном.

Маркиз . Бланш, вашему брату не терпелось снова вас увидеть.

Черты Бланш искажены волнением, но у нее, очевидно, было время прийти в себя, и она

пытается говорить веселым голосом.

Бланш . Шевалье слишком добр к своему зайчонку...

Шевалье . Не повторяйте по каждому поводу шутку, которая имеет смысл только для нас двоих.

Бланш . Зайчики обычно не покидают нерку на целый день. Правда, л я свою норку везла с собой. Но поверьте, простое сгекло между этой толпой и моей пугливой особой на какой-то миг показалось мне совсем ненадежной защитой. Наверно, у меня был очень смешной вид

Маркиз делает сыну знак молчать.

Маркиз . Довольно! Мы поговорим о ваших приключениях за ужи­ном, когда вы немного отдохнете. Лучше позабыть на минуту о том . что вы видели. А чернь не надо судить по виду... Парижане - народ добрый, здесь все кончается песенками.

Шевалье . Господин де Дамас видел вас на углу улицы Бюси, и он рассказывал мне сейчас» что сквозь окошко вы выглядели очень достойно...

Она краснеет от удовольствия и, чтобы скрыть замешательство, говорит все более возбужден­но, отчего мало-помалу возникает ощущение неловкости. Маркиз переглядывается с сыном.

Бланш . О, господин де Дамас, конечно, видел го, что хотел увидеть... Я и вправду выглядела достойно? О Боже, опасность — это, наверно, как холодная вода; от нее сначала перехватывает дыхание, а когда погрузишься по шею, становится приятно. Но какой же у нас, девушек, может быть случай проверить себя? Чтобы оценивать, надо сначала знать, что чего стоит... Боже мой, когда я выходила из кареты, предстаньте себе, госпожа Жанен не верила своим глазам, я чувствовала себя такой легкой... Эта вечная тяжесть у меня на сердце... (Прижимает руку к груби, озирается вокруг и смолкает.) Что это я говорю? Я просто глупышка, простите меня... (Прежде чем ее брат успевает что-то сказать, она продолжает, но уже с деланной веселостью.) Церемония у сестер визитандинок [5] Монахини женского религиозного ордена, основанного в 1610 г. Название связано с библейским эпизодом Посещения (visitation — по-французски) — Девой Марией Елиеаветы, матери Иоанна Предтечи. была долгая, и я очень устала. Конечно, поэтому я и болтаю вздор. Если позволите, отец, я последую вашему совету и немного отдохну перед ужином. Смотрите! Как сегодня быстро темнеет...