Оскар Милош - Мигель Маньяра

ДЖИРОЛАМА

Это оттого, что вы принимаете меня за маленькую глупышку; это оттого, что вы плохо меня знаете, дон Мигель. А еще потому, что я мала ростом и слаба; я уверена, что вас охватывает великая жалость ко мне, что вы боитесь сломать мне крыло или лапку. Но я разрешаю вам свободно говорить со мной. Я не боюсь вас. Что‑то в моем сердце говорит мне, что я ваша сестра. Я не боюсь ловить на себе ваши взгляды. Нет, Мигель, я не боюсь ваших взглядов. Я хорошо знаю, что порой вы украдкой смотрите на меня, как смотрят на зверька, которого хотелось бы поймать, и это всегда смешит меня, когда я об этом думаю. Вы говорите, что женщина слаба; я думаю, что все мужчины говорят это, потому что так говорит мой отец, так говорит аббат, и дон Фернан. Да и книги говорят то же. И в самом деле, женщина слаба, но как птица небесная и как полевая мышь: захочешь, но не поймаешь! И они прекрасно знают, что делают; и они позволяют овладеть собой, только когда Бога нет более в их сердце и когда они уже не стоят того, чтобы ими овладевали. Я очень хорошо знаю то, о чем говорю и что делаю: если бы было иначе, разве пришла бы я сюда, совсем одна? Я очень хотела, чтобы вы узнали меня, дон Мигель. Ибо что касается вас, я вас знаю. Три месяца прошло со дня нашей встречи (в церкви Милосердия, дон Мигель); и, несомненно, вы не были тем, кем вы являетесь сейчас.

ДОН МИГЕЛЬ

Да, вы правы, Джиролама; я уже не тот, что был прежде. Я стал лучше видеть: а ведь я не был слепым; Но, наверно, мне не хватало света; ибо света извне недостаточно; не он освещает нашу жизнь. Вы зажгли светильник в моем сердце; и вот, я словно больной, засыпающий во мраке с огнем лихорадки, пылающим на лбу, и ледяным одиночеством в сердце, который внезапно пробуждается в прекрасной комнате, где все вокруг купается в спокойной музыке света. И вот, перед ним друг, которого он оплакивал долгие годы, друг, вернувшийся из заморских далей, улыбается ему глазами, более спокойными, более мудрыми, чем прежде. Тут же и вся семья: убеленные сединами старики и дети, облаченные в цвет спелой пшеницы, и толстый старый пес, с большими глазами, светящимися нежными смехом и широко раскрытой, радостно урчащей пастью, приветствующий человека, который спасся от потопа тьмы! Вот каким умиротворенным вы сделали мое сердце, Джиролама. Спасибо, огромное спасибо вам, Джиролама! О нежная моя сестра! Ведь вы только что сказали, что вы моя сестра?

ДЖИРОЛАМА

Вы человек, спасшийся от потопа тьмы, и вы еще слабы, бледны и растеряны, и вам нужна сестра, которая бы думала за вас, говорила за вас и поддерживала бы вас на вашем пути, и молила бы Бога за вас. Ведь вы же человек, спасшийся из морской пучины? Тогда я несомненно ваша сестра.

ДОН МИГЕЛЬ

Но если вы в самом деле моя нежная сестра, Джиролама, если вы действительно моя нежная сестра… — нет, я не могу продолжать, мой голос это уже не мой голос, мое сердце уже более не мое сердце, моя жизнь уже более не моя жизнь… Джиролама, Джиролама, дайте мне вашу слабую руку, вашу дорогую руку друга, сестры, святой супруги!

ДЖИРОЛАМА

Вы говорите с ребенком или с женщиной? Берегитесь, дон Мигель, вас слышит небо.

ДОН МИГЕЛЬ

Я говорю с женщиной под ясным небом моей радости, под небом, раскинувшимся над нашими головами, словно благоухающий покров. Я с вами говорю, Джиролама! с большой, действительно столь большой, что вы внушаете мне страх. Что я сделал с моей жизнью, что я сделал с моим сердцем? Отчего же я не знал раньше, что у меня добрая душа! Вы простите меня?

ДЖИРОЛАМАЯ должна вас простить. Поднимитесь же.

ДОН МИГЕЛЬ

А ваша рука?

ДЖИРОЛАМАЯ должна вам ее дать.

ДОН МИГЕЛЬ

А ваше сердце, вы откажете в нем моей радости? Скажите, ваше сердце?

ДЖИРОЛАМАМое сердце больше не принадлежит мне.

ДОН МИГЕЛЬ

А ваше великое целомудрие, и вашу святость, вы доверите их мне на Время, на Жизнь?

ДЖИРОЛАМА

На Вечность.

ДОН МИГЕЛЬ

Вы любите меня? Вы любите меня благочестивой любовью перед людьми, перед людьми?

ДЖИРОЛАМА

Перед Богом.

Три месяца спустя. Зала во дворце дона Мигеля Маньяры в Севилье. Джиролама Карильо покоится на небольшом белом ложе, без цветов. Неподвижно горят четыре восковые свечи. Дон Мигель забился в темный угол залы. Духи Земли.

ПЕРВЫЙ ДУХ

Веки плотно сомкнуты, челюсти сжаты; скрещенные на груди руки сходятся на маленьком деревянном кресте, твердом как кость. Голова покоится на подушке ни высоко, ни низко, на платье ни складки, ноги слегка касаются друг друга. Я доволен своим творением.

ВТОРОЙ ДУХ

Принесли гроб, я видел его. Он из чистого серебра, но двое крепких мужчин без труда поднимут его, ведь это почти детский гроб.

ТРЕТИЙ ДУХ

Открыли старый склеп семьи Вичентело де Лека. Там царит безупречный порядок. Положить на место два–три кирпича, пара ударов лопатой и это все.

ПЕРВЫЙ ДУХ

Завтра к полудню надо пойти, братья, в дом старого Карильо Мендосы. Бедняга, узнав о смерти своего единственного чада, упал на руки своего старого друга дона Фернана, без единого звука, без слез: с тех пор он не проронил ни слова, завтра будет уже третий день.

ДОН МИГЕЛЬ

Добрые люди, прошу вас, не производите этот словесный шум. Делайте в молчании то, что должно быть сделано. Я не упрекаю вас, добрые люди, за ваше дело; но не говорите больше между собой о моей дорогой умершей. Я знаю, что она умерла, но я не хочу, чтобы о ней говорили как о мертвой.

ПЕРВЫЙ ДУХ

Он принимает нас за людей, созданных, как и он, из глины и слез. Это его великая любовь читает закрытую книгу мыслей.

ВТОРОЙ ДУХ

Его печальные мысли подобны голосам незнакомых людей в мрачном и ледяном доме.

ТРЕТИЙ ДУХ

Не нужно жалеть его. Человек принадлежит Земле. Он должен поклоняться Духу Земли.

Обращаясь к дону Мигелю.

Человек из глины, слезы затопили твой несчастный рассудок. Слова, лишенные соли, слетают с твоих губ, подобно теплой водичке. Очнись, посмотри, ты один.

ДОН МИГЕЛЬ

Если это говорит мое безумие, если я действительно слышу голос моего безумия, да будь благословен ты, Господи, Боже мой! Пусь Безумие положит мою голову к себе на колени и споет мне на ухо: дитятко мое, дитятко мое! Я не хочу, чтобы меня убаюкивала молоденькая девушка; девичьи руки холодны, как смерть. И не говорите ей, друзья мои, что я плачу: это разбило бы ее бедное сердце.

ТРЕТИЙ ДУХ

Встань, говори и действуй, и плачь, как человек. Разве ты не человек, Маньяра? Разве ты не сын Скорби?