Том Стоппард - До-ре-ми-фа-соль-ля-си-Ты-свободы-попроси

Александр. Повторяю, я не большой ценитель…

Иванов. Да ей только кур щипать! Врывается, как ураган, в тех местах, где даже дурак ступал бы на цыпочках. Господи, у меня что, проблем мало?! Не оркестр, а паноптикум! Фагот — голубой из активных, контрафагот — голубой из пассивных, у большого барабана почесуха, и ему срочно требуется дерматолог. И все так заунывно, точно обезьянка шарманку крутит.

Александр. Н-да, тяжелый у вас случай.

Иванов. Да у меня скрипачи имеют такое же отношение к скрипке, как Яша Хейфец к водному поло. Еще имеется туберкулезник, внучатый племянник Джона Филипа Соузы, который вечно играет форте, где надо пиано. А первая скрипка, как и пристало благочестивому еврею, подал документы на выезд в Израиль. Пора распустить весь оркестр и набрать новый. Вы знакомы с нотной грамотой?

Александр. Нет.

Иванов. Не страшно, научитесь, глазом моргнуть не успеете. Четвертинки-половинки, диезы-бемоли, до-ре-ми-фа-соль-ля-си. Вы на чем играете?

Александр. Говорю же: я не играю.

Иванов. Ударник? Струнник? Трубы-тубы?

Александр. Нет.

Иванов. Гобой? Фагот? Или клавишник?

Александр. Боюсь, что нет.

Иванов. Надо же! Не пианист! Так, погодите, соображу. Флейтист!

Александр. Нет же. Послушайте…

Иванов. Потрясающе. Ну, хоть намекните. Если я сейчас примусь вас бить — до крови, до мяса, — вы что будете защищать, лицо или руки? Какие травмы предпочтете получить: чтобы неделю только стоять, но не сидеть, или только сидеть, но не стоять? Сами видите, я пытаюсь сузить круг подозреваемых инструментов. Я правильно понимаю, что встать на колени и засунуть свой инструмент себе в задницу вам слабо?

Александр. Я не играю ни на каком инструменте.

Иванов. Можете быть со мной вполне откровенны. Я — человек без предрассудков. Представляете, мои музыканты бывали у меня дома. Сам приглашал! Спросите почему? Да потому что каждый из нас чуточку музыкант. А кто утверждает обратное — узколобый фанатик. Так вот, я моих кларнетистов кормил за собственным столом. А этих француженок и французиков, пиколлят и жиголят, подпускал к себе даже на улице, даром что все они проститутки. Так что за меня не беспокойтесь, маэстро: я сиживал вместе с ними всеми, вплоть до барабанщиков, мы ели Мясковского, пили Чайковского, нас вместе пучило от Пуччини. Я, конечно, знаю тех, кто кормит оркестрантов на кухне, объедками, точно холопов, а то и скармливает их самих на обед своим любимым собачкам или львам. Но я музыкантов люблю, я музыкантов уважаю, я их за людей почитаю. Так скажите, если я сейчас разобью ваш инструмент о вашу башку, кто вам понадобится: столяр, сварщик или нейрохирург?

Александр. Я не играю ни на каком инструменте. Будь я музыкантом, я не стал бы от вас скрывать, на каком именно. Но я не играю. И никогда не играл. Я не умею играть. Я не музыкант.

Иванов. Тогда какого черта ты тут делаешь?

Александр. Меня сюда посадили.

Иванов. За что?

Александр. За распространение заведомо ложных измышлений.

Иванов. За клевету? Да как ты посмел порочить честь музыкантов? Говорят же: не стреляйте в пианиста! Даже словом!

Александр. Речь не о музыке, а о политике.

Иванов. Хочешь три совета? Первый: никогда не смешивай музыку с политикой. Второй: никогда не откровенничай со своим психиатром. Третий: играй гаммы!

Александр. Спасибо.

Иванов единожды ударяет в треугольник. Свет в камере гаснет. Звучит группа ударных — исполнение непрофессиональное, совсем детское. Звучит и скрипка, но играют на ней без смычка, просто дергают за струны. Вскоре среди ударных возникает смятение, потому что треугольник все время играет невпопад и всех сбивает. В конце концов остальные инструменты умолкают, и слышен один лишь треугольник — частые нервные удары. Потом смолкает и он.

Класс

Освещается пространство, где находятся Учительница и Саша. Учительница держит в руках треугольник.

Учительница. Ну? Разве ты дальтоник? Саша. Нет.

Учительница. Дай-ка сюда твои ноты. Саша придвигает к ней лежащие на парте ноты .

Вот видишь, красные нотки? Это кто?

Саша. Струнные.

Учительница. Зеленые?

Саша. Тамбурин.

Учительница. Лиловые?

Саша. Барабан.

Учительница. Желтые?

Саша. Треугольник.

Учительница. Ты видишь тут сорок желтых ноток подряд?

Саша. Нет.

Учительница. Вот именно. А зачем играешь? Решил поддержать семейную традицию? Прокукарекать невпопад? Да твоя фамилия и так стала притчей во языцех. Ты об этом знаешь?

Саша. Да.

Учительница. Откуда?

Саша. Все говорят.

Учительница. Открой книгу.

Саша. Какую?

Учительница. Любую. Лучше «Отцы и дети». Саша достает из парты книгу. Это Тургенев?

Саша. Нет, учебник по геометрии.

Учительница. Да, представь, твоя фамилия уже облетела весь мир. С телеграфной скоростью. Пестрит во всех газетах. Склоняется по радио. С такой фамилией можно и не различать цвета. И музыку мы ради тебя перепишем. Вся партитура станет желтая, словно луг с одуванчиками, а звучать будет, как склянки на корабле: бери ложку, бери хлеб и садися за обед.

Саша. Я не хочу играть в оркестре.

Учительница. Открой книгу. Возьми бумагу и ручку. Ведь ты теперь знаешь, что бывает с антиобщественными элементами? С оппозиционерами?

Саша. Меня отправят в сумасшедший дом?

Учительница. Разумеется, нет. Читай вслух.

Саша. Точка имеет координаты, но не имеет размеров. Учительница. Психбольницы существуют для тех, кто не сознает, что творит.

Саша. Отрезок имеет длину, но не имеет ширины.

Учительница. Они осознают, что делают, но не понимают, что наносят вред обществу.

Саша. Прямая — это кратчайшее расстояние между двумя точками.

Учительница. Они осознают, что ведут себя антиобщественно, но они фанатики.

Саша. Окружность — геометрическое место точек плоскости, равноудаленных от заданной точки, называемой ее центром.

Учительница. Они больные.

Саша. Многоугольник — это плоская фигура, ограниченная прямыми линиями.

Учительница. И держат их не в тюрьме, а в больнице.

Пауза .

Саша. Треугольник — это многоугольник с наименьшим возможным количеством сторон.