Том Стоппард - До-ре-ми-фа-соль-ля-си-Ты-свободы-попроси

«Если вы мне не скажете, что у нас война, если вы еще позволите себе защищать все гадости…»

Александр подскакивает и захлопывает книгу. Оркестр играет несколько тактов из торжественной увертюры Чайковского «1812 год». Иванов хватает Александра за плечо. Тревожный момент, может последовать удар, драка. Затем Иванов целует Александра в обе щеки.

Смелей, дружище. У каждого из моих оркестрантов есть дирижерская палочка. Плох тот солдат, который не хочет стать генералом. Придет и твой черед.

Кабинет

Врач. Войдите.

В кабинет входит Александр.

Ваше поведение весьма тревожно. Я начинаю думать, что у вас не все в порядке с психикой. Это помимо того, что вы страдаете вялотекущей шизофренией параноидального типа. Я начинаю сомневаться, может ли обычная горбольница справиться с вашими симптомами. Александр. У меня нет симптомов, у меня есть мнение. Врач. Ваши мнения — и есть ваши симптомы. Вы больны инакомыслием. Ваш тип шизофрении не предполагает таких изменений в психике, которые будут заметны для окружающих. Ваш случай весьма похож на случай генерала Петра Григоренко. Ведущие психиатры Института имени Сербского в Москве написали в его медицинском заключении, что его внешне адекватное поведение и формально связные высказывания на самом деле свидетельствуют о необратимых патологических изменениях личности. Понимаете? Я не могу вам помочь. Кроме того, у вас изо рта пахнет авиационным клеем или чем-то таким… что вы ели?

Александр. Ничего.

Врач. И это еще один неприятный момент. У нас тут прежде никто голодовок не устраивал. Вернее, был один случай, но тогда пациент протестовал против больничной пищи, и это психологически оправданно и возымело действие — не на пищу, нет, а на моральный облик всех пациентов. ( Пауза .) Вы можете сами выбрать себе лекарства. Вы даже можете их не принимать. Просто говорите, что принимали. ( Пауза .) Чего вы, собственно, добиваетесь?

Александр( ровным голосом, каким обычно стихов не читают ).

Врач. Замолчите! Господи, и долго вы можете так рифмовать?

Александр. На Арсенальной мне не разрешали иметь ни бумагу, ни ручку — по медицинским показаниям. Когда хочешь что-нибудь запомнить, рифмовка очень помогает.

Врач. Потрясающе. Я было подумал, что открыл новую форму психического расстройства. Мне улыбнулось бессмертие. Улыбнулось, подмигнуло и сделало ручкой.

Александр. Ваше имя, возможно, еще войдет в историю.

Врач. Вы о чем это? Это не я! У меня приказ. Послушайте, если вы согласитесь поесть, я разрешу вам свидание с сыном.

Александр. Я не хочу, чтобы он сюда приходил.

Врач. Если вы ничего не будете есть, я пошлю за вашим сыном. ( Пауза .) Нельзя быть таким упрямым.

Александр поднимается, хочет уйти. Пауза.

Таблетки хоть чуточку помогли?

Александр. Не знаю.

Врач. Вы полагаете, что психически здоровых людей отправляют в сумасшедший дом?

Александр. Да.

Врач. Таблетки не помогли.

Александр. Я отдал их Иванову. Его фамилия тоже Иванов.

Врач. Именно. Именно поэтому полковник… эээ… доктор Розинский настаивал, чтобы вы были в одной камере, то есть, в одной палате.

Александр. Потому что мы однофамильцы?

Врач. Этот человек — гений. Обыватели зачастую не сознают, что медицина двигается вперед семимиль…

Александр. Я сознаю. Я отдавал мои таблетки Иванову. Ему как раз было нужно слабительное.

Александр выходит.

Врач. Следующий.

Тут же, почти столкнувшись с выходящим Александром, входит преобразившийся Иванов с треугольником в руках. Он горд и одновременно подобострастен.

Врач. Здравствуйте, Иванов. Ну что, помогли таблеточки?

Иванов( ударяет в треугольник ). У меня нет оркестра.

Тишина. Иванов, подняв палец, сигнализирует об этой тишине. Снова ударяет в треугольник.

Врач( внезапно ). Какой сегодня день недели?

Иванов. У меня никогда не было оркестра.

Тишина. Врач, однако, чем-то озабочен и упускает всю значительность происходящего.

Врач. Так какой сегодня день? Вторник?

Иванов ударяет в треугольник.

Иванов. Мне не нужен оркестр.

Тишина .

Врач( в ужасе ). Который час? Я же опоздаю! Оркестр ждать не будет!

Врач хватает футляр со скрипкой и направляется к выходу. Иванов ударяет в треугольник .

Иванов. Нет никакого оркестра!

Врач( выходя ). Ну, разумеется, есть. Чертов оркестр!

Оркестр подает голос. Один аккорд.

Иванов слышит его и сникает. Еще аккорды. Врач уже ушел.

Иванов( потрясенно ). У меня есть оркестр.

Музыка .

У меня всегда был оркестр.

Музыка.

Я всегда знал, что у меня есть оркестр.

Музыка. Александр сидит на своей койке в камере. Иванов садится на стул Врача в кабинете. Врач садится в оркестр, в группу скрипачей. Саша направляется к Иванову, Музыка играет долго, потом смолкает.

Иванов. Войдите.

Саша. Александр Иванов.

Иванов. Совершенно верно. А ты кто?

Саша. Александр Иванов.

Иванов. Мальчишка — идиот.

Саша. Мне велели прийти. Это насчет моего папы? Иванов. Как его зовут?

Саша. Александр Иванов.

Иванов. Это не больница, а сумасшедший дом.

Саша. Я знаю. Вы доктор?

Иванов. Иванов?! Ну конечно! Тяжелый случай.

Саша. Что с ним, доктор?

Иванов. Медведь на ухо наступил. У тебя-то как с музыкой?

Саша. Никак.

Иванов. На чем играешь?

Саша. На треугольнике. Так меня из-за этого вызвали?

Иванов. Из-за чего же еще?

Саша. Из-за барабана?

Иванов. Ты о чем?

Саша. Не оставляйте меня тут. Я вернусь в оркестр.

Иванов. Можешь играть в моем.

Саша. Но я ничего не умею играть, чесслово.

Иванов. Ну, в треугольник-то бить — невелика музыка. Все мы конгруэнтны треугольнику. Это первая аксиома Эвклида, великого древнегреческого музыканта.

Саша. Да. Ясно.

Иванов. Вторая аксиома звучит так: на треугольнике легче играть больному человеку, чем здоровому верблюду. Из этого следует третья аксиома: верблюд умеет играть на треугольнике. И, наконец, главный вывод Эвклида: на треугольнике сыграет кто угодно, даже очень-очень больной.