Иван Тургенев - Безденежье

Впервые «Безденежье» поставлено на сцене 7 января 1852 г., в Петербурге, в Александрийском театре; повторено 11 января. В архиве дирекции императорских театров (ныне в Государственной театральной библиотеке им. А. В. Луначарского в Ленинграде) сохранилась писарская копия журнального текста пьесы, «одобренная для представления» в бенефис А. М. Максимова старшим театральным цензором А. К. Гедерштерном 14 декабря 1851 г. (Рукопись № 269, шифр: 1. 1. 2. 90). Роль Жазикова исполнял В. В. Самойлов, Матвея – А. Е. Мартынов, Блинова – П. И. Григорьев 1-й.

Театральная редакция пьесы, как свидетельствуют многочисленные изменения, внесенные в ее первопечатный текст цензурой, не заключала в себе ни одного из тех элементов, которые так характерны были для «Безденежья» как социально-политической сатиры. Прежде всего были убраны все слова и строки, определявшие Жазикова как дворянина и помещика, а его слугу Матвея как крепостного крестьянина. Изъятию подверглись не только прямые высказывания этого порядка, вроде: «Я не разночинец какой-нибудь, я дворянин» или «Вы, батюшка, наш природный господин, вы, батюшка, столбовой помещик. У вас есть, батюшка, родовое имение» или «Одно в деревне, признаться, не хорошо… Бедность там какую-нибудь видеть, притеснение… с моими идеями неприятно» и т. п., но и целые эпизоды, в которых хотя бы косвенным образом оттенялся низкий общественно-бытовой, моральный и даже физический уровень представителей правящего класса. Так, например, вычеркнуты были из текста сентенции Матвея: «Что вы здесь живете, батюшка мой? Здесь-то вы от каждого звоночка, словно зайчик, сигаете, и денежек-то у вас не водится, да и кушаете вы не в меру» и «Да и что за господа-то к вам ходят? Ведь, ей-богу, не на что взглянуть. Народ маленький, плюгавенький, больной, кашляют, прости господи, словно овцы»; изъяты были полностью эпизоды появления в квартире Жазикова «человека с собакой» и живописца-француза, заигрывания Жазикова с девушкой из прачечной, большая часть рассказа Блинова о свалке в его деревне из-за «межевых признаков» и т. п.

Полностью изъяты были из текста и все наиболее острые черты живого просторечия, нетерпимого по тем или иным причинам на императорской сцене: «Господи боже мой» (напоминало молитву); «Впрочем, пребываю» (напоминало концовку царских рескриптов); «проклятый немец» или «не люблю немцев» (многие чины высшего государственного аппарата были немецкого происхождения). В репликах: «только слава что штаны» вместо «штаны» появилось «платье», вместо «старый пес» – «старый холоп», вместо «подлец подгадил» – «злодей повредил», вместо «потеют от страха» – «дрожат от страха» и пр.

Изменен был и подзаголовок пьесы – вместо «Сцены из петербургской жизни молодого дворянина» в афишах стояло: «Сцены из петербургской жизни молодого человека».

Пьеса Тургенева была настолько искажена театральной цензурой, что спасти ее не могла даже игра первоклассных актеров. Две другие пьесы, шедшие вместе с нею в бенефис А. М. Максимова («Русский моряк» Н. А. Полевого и «Разлука также наука» П. И. Григорьева), имели несравненно больший успех, о чем свидетельствуют все четыре дошедшие до нас отклика на этот спектакль.

Первый из них принадлежал Р. Зотову, который заключил свой краткий пересказ фабулы «Безденежья» справкой о том, что «публика приняла пьесу довольно неблагосклонно» (Сев Пчела, 1852, 22 янв., № 18). Этот же «неуспех пьесы одного из даровитейших наших писателей» констатировал и другой рецензент «Безденежья» – В. Петров. Не сомневаясь в том, что «Безденежье», опубликованное несколько лет назад «в одном из петербургских журналов», самим автором никогда «не предназначалось для театра», рецензент утверждал, что «комедии г. Тургенева принадлежат к небольшому числу пьес нашего современного репертуара, для понимания и оценки которых нужны изощренный ум и тонкое чувство. В них нет тех аляповатых каламбуров, которые заставляют хохотать раек, нет тех фокус-покусов и переодеваний, которые напоминают масляничные представления; они более действуют на ум, нежели на чувство, и потому желание бенефицианта украсить афишу свою именем г. Тургенева факт очень утешительный» (СПб Вед, 1852, 23 янв., № 19, с. 2). Подробный отчет о постановке «Безденежья» появился во второй книжке «Отечественных записок» 1852 г. в анонимной обзорной статье «Петербургские театры в январе».

Подчеркивая бесспорные литературные достоинства «Безденежья», в котором «каждая сцена запечатлена тою правдою, которую беспрестанно видишь в жизни и очень редко на сцене», рецензент с сожалением отмечал, что всё же «пьеса пала» и «занавес опустился при шиканье, с которым не могли спорить несколько редких рукоплесканий». Премьеру не спасло даже то. что вначале «многие места, взятые прямо с натуры, вызывали невольный хохот». Анализируя причины провала пьесы, рецензент винил автора за ее «растянутость», за нежелание считаться с условиями сцены и с требованиями театральной аудитории.

«Кто прислушался к суждению публики, – заключал рецензент, – тот нисколько не ошибется, сказав, что если б автор уничтожил несколько ненужных звонков и кредиторов, если б, вместо двух просительных писем, с которыми герой пьесы посылает своего лакея к разным лицам, а сам остается на сцене, почти ничего не делая, он послал только одно, и если б, наконец, занавес опутился хоть немного поэффектнее, то пьеса имела бы успех. Она очень хорошо поставлена на сцену. Г-н Мартынов прекрасно сыграл слугу» (Отеч Зап, 1852, № 2, отд. VIII, с. 163–165).

В отклике на неудачу «Безденежья», появившемся на страницах журнала «Пантеон» в статье «Русский театр в Петербурге», известный водевилист Ф. А. Кони выразил прежде всего недоумение по поводу того, что «г. Тургенев, человек с большим и решительным талантом», пустился «в этот род наскоро набросанных и незаконченных драматических картиночек», которыми «с недавнего времени» стала засоряться русская сцена. Ф. Кони утверждал, что пьеса Тургенева, несмотря на то, что «многие места» ее «обличают руку художника», в целом «вещь чрезвычайно слабая», искажающая образ современного «молодого человека» и подлинную «петербургскую жизнь». Подчеркивая недостаточную типичность и оригинальность основных персонажей пьесы, Жазикова и слуги его Матвея, которые «как-то родственно напоминают собою Хлестакова и Осипа из „Ревизора“», Кони заключал свой разбор признанием, что всё же «и в этом маленьком труде г. Тургенева есть один мастерской очерк, именно характер помещика Блинова. Рассказ его о тяжбе, желание посмотреть раздирательную трагедию и расспросы у приказчика из литографии – черты, верно подмеченные в действительности. Этот характер был прекрасно исполнен г. Григорьевым 1-м. Г-н Мартынов дополнил своею жизненною игрою недостаток типичности слуги Матвея» (Пантеон, 1852, № 1, с. 10–11).