Давид Айзман - Терновый куст

Меер(встает). Когда вы начинаете эти ваши разговоры, то мне кажется, что не двадцать верст я прошел, а двести и что сейчас я упаду.

Сосед.Жить нечем… и умереть нельзя.

Меер.Вот увидите, вы еще долго будете жить.

Берл.Не будет он жить.

Шейва.Молчи, Берл! У тебя сердце полицейского, дай нам бог так здоровья.

Слепая.Берл, вы ошибаетесь: сосед наш жить еще будет. (Многозначительно.) И почему — это я знаю.

Берл.А куда его дети пойдут, когда он умрет?

Слепая(многозначительно, загадочно). И это я знаю… Когда-нибудь я вам скажу. Позаботятся о детях… И кто позаботится, тоже я знаю.

Леа.Тяжело мне… Страшно мне… (Выходит.)

Девочка соседа(дергает отца за руку и показывает на шкафчик). Хлеб.

Самсон.Она голодна? Вон и молоко есть. (Дает девочке молока и хлеба. Та с жадностью ест.)

Слепая(задумчиво, медленно, как бы про себя). Если бы могла я… собрала бы всех страдающих… замученных всех… собрала бы на острове… и остров в море погрузила… Пусть отдохнут…

Берл(гневно ударяет молотом об наковальню). Ничего! Заплатят нам! Время умести придет.

Слепая.Все нищие — благотворители; все паралитики — мстители.

Меер(махнув рукой). Сотни лет идет время мести, тысячелетия идет оно — и так же далеко оно теперь, как было при праотце Иакове… Понимаешь?… Понимаешь это?.. Ну и двадцать верст по солнцепеку для старого человека тоже достаточно… Уйду от вас. Ох-хо-хо… (Берется за мешки.) И застонать силы нет.

Шейва.Иди уж, иди, богатырь мой! Я мешки возьму. (Взваливает на себя мешки и вслед за Меером уходит.)

Слепая.Пойду и я, дома стирка ждет… Кланяйтесь от меня Манусу. Пожелайте ему счастья. Веди меня, Шойлек. (Уходит.)

Самсон.Ты самовар Левицким отнес, Берл?

Берл.Сейчас отнесу.

Самсон.Нет, я сам… Давай его сюда. А ты сходи на Долгую улицу, к доктору, там ванну для починки взял — принеси.

Берл уходит. Самсон достает с полки самовар.

Сосед.Я еще зайду к вам, Самсон… Пойду под акацией посижу… Воздух там, и могу дышать… Наелась, дочечка? Крошечки мои… цветочки вы мои… (Берет девочку за руку и уходит.)

Самсон с самоваром под мышкой идет на улицу. Минуту сцена пуста. Входят Александр и Дора. Он изящный блондин, в белой тужурке. Она брюнетка, худенькая, с красивыми чертами.

Дора.И вы заметили?

Александр.Еще бы!

Дора.Возбужденный, живой, в глазах какой-то особенный блеск…

Александр.Это минутами, когда прорвется… А вообще — необычайно сосредоточенный, углубленный какой-то.

Дора.Этот неожиданный приезд… и скорый отъезд… И потом… знаете, Манус не так относится к людям, как относился раньше. Мать он целует, ласкается к ней… А вообще это у нас как-то не делается… И со всеми он особенно ласков.

Александр.По отношению ко мне я, действительно заметил это.

Дора.И — что всего необыкновеннее — это то, что и к нему не так относятся, как раньше… Это странно, Александр, это в высшей степени странно. И какое-то особенное дружелюбие питают к нему… Заходят соседи, и мне случалось ловить их взгляды на Манусе — печальные и любящие взгляды.

Александр.Вы знаете, на меня он всегда оказывал огромное влияние.

Дора.Тут что-то таинственное… Всех влечет к нему…

Александр.Теперь особенно.

Дора.Да, теперь особенно… Третий день, как он приехал, и все здесь стало мне казаться значительно важнее…

Александр.Такое же точно впечатление и у меня, Дора. Все как-то выросло в моих глазах. И самого себя я чувствую как бы более важным и ценным. (Подумав.) Он что-то важное делает, Дора, огромное… И на меня это действует необычайно.

Дора(вполголоса). Вам не кажется, что он… приехал проститься?..

Александр(горячо). Да-да, Дора! Он за этим приехал!.. Он молчалив — и никогда так не волновал он меня самыми пламенными речами своими, как волнует теперь молчанием… Смотрю я на него, и все он мне кажется там… (указывает наверх) высоко… И не могу вам сказать, Дора, до какой степени это меня возвышает… Совсем новые чувства являются, новые мысли. Кажется, даже слова приходят теперь такие, каких никогда раньше не употреблял. Это прямо вдохновение какое-то.

Дора.Это удивительно, Александр, мы с вами переживаем совершенно одинаковые настроения.

Александр.Я вижу, Дора, я понимаю… Манус идет на огромное дело… на великое… на дело, которое принесет сразу смерть и бессмертие. (Все сильнее и сильнее увлекаясь.) И я завидую ему. О, как я ему завидую! Всей душой моей радуюсь за него, всем сердцем моим благословляю его — и завидую, завидую безмерно!

Дора(в радостном изумлении схватывает его за руку). Что вы говорите, Александр!

Александр(воспламеняясь, не слушая ее). Завидую!.. Потому что и я хочу! Я тоже хочу большого опасного дела. Я не хочу больше этих хлопот, маленьких страхов, маленьких побед. Я потонуть хочу в самом деле! О, как это хорошо! Сделать шаг, гигантский, безумно смелый, неба коснуться — и затем погибнуть…

Дора.Александр! Александр! (Потрясенная, сияющая, с выражением торжества схватывает его за обе руки.)

Александр.В самую пучину хочу я!.. В глубь водоворота… Где мука, где смерть, где следов не останется от человека… Манус идет, и я тоже пойду. Всю тяжесть нашу взвалю на себя и пойду!

Дора.О мой любимый! О мой светлый, чудесный мой друг!

Александр(пораженный, отступает). Что?.. Вы?.. Дора… вы любите?..

Дора.Как ты свое дело, Александр! Как ты свою муку, Александр!

Александр.Дора!.. Счастье мое…

Дора(отошла. С выражением радостного изумления, точно озаренная, смотрит на него. Говорит медленно, растягивает слова). Так вот ты какой?!

Входят Манус и Леньчик.

Манус.А я к вам забегал, Александр… Уезжаю я… и, может быть, надолго… Ах, эти прощания!.. Мучительная вещь… А родителям… тяжело им, Дора?

Леньчик.Ничего, привыкнут… Как говорит дядя Меер: завздыхал, застонал, айда дальше.

Александр.Отец не выказывает печали, но мать, наверное, будет много плакать.

Манус.Много плакать?.. О, да… много плакать… Ах, она будет много плакать.

Входит Леа.

(Бросается к ней и обнимает ее.) Мама, милая… Уже у всех побывал… Мама, не сердись, что я уезжаю. И вообще не сердись… никогда на меня не сердись…

Леа(печально ласково, сквозь слезы). Дитя мое… разве могу я на тебя сердиться? Ты хочешь так — пусть будет так. Ты хочешь навыворот — пусть будет навыворот.