Эльфрида Елинек - Гора мертвецов

Они были посеяны, чтобы жить. Смерть вырвала их из взаимосвязи. Прочь! Внезапно вы становитесь не таким, как они. Нить перерезана. Смерть ваших родителей делает из вас кого-то другого. Да, это вы сами! Этот страх, что небесная даль спит! Гора служит вам, как денщик. Вообще, все, что здесь есть, служит тому, чтобы забыть обо всем. Ваше мышление слабеет в вас. Скамейка, чтобы присесть, нужна все чаще, да? Чтобы толпа могла пройти мимо вас. Но человек один. Его вредоносная порода беспокойно копошится в земле. Никто не хочет быть похожим на другого, и вы тоже защищаете только свои интересы.

Между тем, как часто вы, огрубев от ветра, возвращались назад из сельской гостиницы, где когда-то в детстве каждая мелочь приводила вас в восторг. Переводить с греческого. Но теперь — вы положили конец Великому, оно исчезло — исчезаете и вы сами рядом с детьми милых заботливых матерей, старательно кутавших их. О таком вы и не подумали бы, верно? Что однажды найдутся те, кто как будто повсюду таскают за собой дом?! Что гора станет группой продленного дня, гнездом? Что телефоны будут звонить так красиво, что больше не нужны будут потомки, потому что все что есть — СЕЙЧАС. Переводите дальше или садитесь на место! Великое сейчас еще под обстрелом или уже под вопросом?

Миновало. И все началось заново. И снова царит покой Радостного, и вы сидите здесь. Снова готовы стать владельцем недействительных билетов, которые вы должны будете прокомпостировать. Сколько же чужаков вам, наверное, запомнилось за все те годы, когда вы весело колесили по воспоминаниям? Кто еще вспомнит о вас сегодня, завтра? Ну а для меня вы — забавный узел, который другие вечно должны таскать за собой! Если угодно, несите себя сами! Вам, пожалуй, придется еще немножко подождать смерти, этого автобуса, что привезет вас обратно к вам самим, туда, где вы и без того все время усердно ждали. Туда, где вас поставили. На самом же деле вы никогда и не трогались с места. Вы!

Больше не ребенок. Теперь вам можно проникнуть туда, где раньше вам дарили подарки. Ведь никто не хочет оставаться там, где начинал. Но каждый неизбежно заканчивает именно там. Словно змеи, ваши близкие под вашим руководством стремятся по одиночке вырваться к взлетным полосам и в воздух. А там они заявят, что возвращаться не намерены. Птицы никогда не отважились бы сказать о себе такого. Где остался ваш язык, на котором вы научились противостоять природе? Да, тогда опоздания еще кое-чего стоили, ведь людей ждали! Собственное «Я» — это цена, это хозяин, нет, это Кто бытия.

Смерть — это Где бытия. Она делает из вас (и из нас тоже) беглых рабов, в которых еще можно увидеть судороги жизни, если встать перед их клетками и утешать их мыслью о том, что решетки ничтожны. А в клетках еще и прибрано. Они большие и ровные, как Боденское озеро. Но, увы, они находят дверь! Может быть, когда-нибудь потом, и вы станете безработным, начнете есть колбасу. Ведь они не слушают вас в своем страстном желании стать Собой. Они наступают вам на шиповки, которыми вы взрываете землю, пока она снова не стряхнет вас с себя. Или вы едете в вагоне-ресторане, стоите точно на своем месте, а пассажиры в итальянских ботинках в свою очередь коварно пытаются наступить вам на ногу. Единство покоя и движения.

Кстати, как часто вы рисковали чем-то, что могло бы стоить вам жизни? Честно говоря, вы были трусливы. Вы, друг семьи, струсили отвоевать себе место, когда студенческие корпорации бросились натягивать на себя форменные военные ползунки. Самое заметное в вашем взгляде — это та самая ярко сверкающая Аллея Каштанов, да-да, нагнитесь-ка вперед! Попытайтесь!

Пожилой мужчина уже долгое время предпринимает отчаянные попытки пошевелиться в своем каркасе.

Вам уже пора бы напрячься посильнее… «Я» в абсолютной изоляции бессмысленно. Да. Итак, та самая ярко сверкающая Аллея Каштанов, ничего страшного, ведь я могу описать ее вам… она идет слева и справа от вас, как огромные злые псы. Она ведет к светлой хижине. Люди думают, что за ней сад для гостей. Но там только вы! Огненно-красный памятник на коже земли.

Послушайте, как она звучит вдалеке! Перед лицом моря люди невольно хлопают по своим телам спортивными снарядами. Ландшафт звучит, кассы и кассеты поют. А здесь на вашем сидении? Вы ничего не слышите? Превратите человека в приставку, нет, в подставку, нет, в заставку, а еще лучше — в засаду на дереве, откуда мы сможем влепить так, что от зверей останется только мокрое место, где листья гнутся под тяжестью сока смерти.

Другие снова вылетают пулями [1] В оригинале — многозначный глагол schießen , означающий, среди прочего, и «стрелять», и «быстро двигаться, нестись». Далее автор неоднократно обыгрывает эту омонимию. Здесь и далее прим. пер. из лыжных станций. Вы только посмотрите в зеркало! Вы такой же! Вперед, пли! На вершине скрипят края снежной шапки. Проделать трюк, чтобы быть содержательным. Сегодня самому пора бы уже содержать в себе что-нибудь такое, чего никто из подобных вам никогда не узнал бы. Были бы вы ребенком, у вас на плечах еще висели бы крылья-плавники — остатки маминого тела. Болезнью Господь вытирает пыль с вашего отражения, в котором вы хотели уподобиться ему. То, что вы не такой, как он, делает вас отходами. Повернитесь! Я могла бы высказаться о вас, как об отходах, но я молчу. Наслаждаюсь воспоминанием, до блеска вычистившим луга моего сознания. Лицо за оградой, прекраснейшая пора для катания на лыжах и позднее зимнее солнце.

Теперь время тоже тянет вашу раму, которая, между тем, совсем перекосилась. Из-за того, что когда-то вы были вместе с самыми близкими людьми, в том числе со мной, теперь время объявило вас окончательно готовым. Вы свободны. Ходите своими жалкими ногами по чердаку для сушки белья, неистовый бездомный, то есть, у вас была бы крыша над головой, но вам под ноги капает вода с белья. Сидите же, наконец, смирно! Другой тоже хочет отдохнуть, быть прижатым к стулу рядом с вашим, с жалким напитком в руке. Вы никому не нужны, когда рука грубо дергает вас за рукав, пока вы еще повергаете к своим ногам презренно малое.

Позвольте познакомить вас со смертью, чтобы утащить вас, наконец, с этого света, из этого опасного пьяного хохота шварцвальдцев. Это ничего, что загробный мир тоже оторван от земли своей «левой» работой. Там лежат разные люди. Однако они стали такими разными только после смерти. Сейчас восемь часов тридцать одна минута. Ваш доклад начнется прямо сейчас, и больше никто ничего не увидит. Теперь говорите, после сигнала! Беззвучного сигнала. Говорите!

На экране приятный пейзаж, не кричащий! Окаймленный камышом пруд, излучающий что-то угрожающее, но в то же время спокойный. Пожилому мужчине удалось вырваться из своего каркаса, и теперь он ковыляет туда-сюда, шатаясь и волоча за собой обломки. Элегантные официанты подают напитки ему и женщине, а также нескольким дамам и господам, пришедшим послушать его доклад. Женщина пьет кофе одна, в стороне за маленьким столиком.