Жак Одиберти - Антология современной французской драматургии

Те столь же субъективные, сколь и необходимые ограничения, которые определили состав настоящей антологии французской драматургии, вынуждают нас завершить этот краткий обзор, опустив в знак уважения занавес перед удивительным артистом, который решительно не вписывается ни в одну из категорий. Ни морской, ни земной, на протяжении пятидесяти лет Ролан Дюбийар одиноко царит в языке, отравляя его своим едким, искрометным юмором. На стыке абсурда Ионеско и лепета Беккета, его театр освобождает язык от заложенного в нем смысла, чтобы заставить возродиться в театральных фейерверках, черном юморе каламбуров и хлесткой иронии. В «Свекольном саду» [41] «Le jardin aux betteraves». Дюбийар изображает четырех музыкантов, попавших в западню в Доме культуры. По ходу репетиции смысл того, что они делают и чем являются, постепенно теряется и становится все безумнее, пока буквально не превращает их в пленников этого Дома культуры — аллегория безумная, но пронзительная, которая обозначает место деятелей культуры в нашем глобальном обществе. С неподражаемыми «Диавологами» [42] «Les diablogues» Дюбийар становится удивительным примером той сценической драматургии, о которой мы говорили выше: его перо не ограничивается текстами, оно продолжается в актере Дюбийаре, который рядится в маски Грегуара, Гийома или Феликса. Вот уже несколько лет Дюбийар, страдающий односторонним параличом, обречен на молчание, которому он уделял столько любовного внимания в своих текстах, противопоставляя его суете человеческих существ. И вот, в одиночестве большого дома в парижском предместье, он творит жизнь в своих текстах, и она пульсирует в них несмотря ни на что, хрупкая и мерцающая. Какой удивительный образ: человек, которому творчество дает возможность пережить смерть своего языка. Словно аллегория современного писателя…

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ. Лангедок

МАТЬ.

МАДЛОНА.

ОТЕЦ.

РАБОТНИК.

СВЯЩЕННИК.

МИРТИЙ.

СТАРШОЙ.

ГРАППАСУЛЬ.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ. Византия

НЕРЕБИС, танцовщица.

КЛАССИКОС, танцор.

ВРАЧ.

ПАЛЕОГРАФ.

САМОДЕРЖЕЦ ФЕОПОМП III.

ГРЕЧЕСКИЙ КАПИТАН.

МИРТИЙ.

ИМПЕРАТРИЦА ЗОЯ.

ПАТРИАРХ.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ. Иерусалим

ФАТИМА.

МИРТИЙ.

ЧЕЛОВЕК.

МАМЕЛЮК.

ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА.

ХАЛИФ.

УЛЕМА.

СТАРШОЙ.

ГРАППАСУЛЬ.

НАРОД И СОЛДАТЫ.

Большое помещение с бело-розовыми стенами. Справа окно. Мешки с мукой возле перегородки. Коса. Некоторое количество соломы. Действие разворачивается в Лангедоке, в XI веке, впрочем, строгое воспроизведение не требуется. Мать— женщина лет пятидесяти, с черными задорными глазами. Она хозяйствует в имении, а в настоящий момент руководит собственным мужем ( Отцом), Слугоюи Работником, убирающими мешки с мукой. Вокруг нее, подергивая за шаль, суетится некая особа. Это — та молодая женщина, что будет неизменно встречаться нам в разных ипостасях на всем протяжении повествования. В данный момент она зовется Мадлона.

МАДЛОНА. Он мне сказал… Торговец мне сказал… И дядя тоже это мне сказал… Ему так и сказали… Стало быть, он мне сказал… А я хочу, мадам Мари, чтобы вы сказали… Все ведь сказывают, будто нападает Арагон…

МАТЬ. В войне всегда опережает враг. Что Арагон на нас напал, что мы напали на него, не все ли тебе равно, коли удирать.

МАДЛОНА (подхватывая за Матерью). Да будто видели — уже тулузские войска прошли. Скоро ваш сын уедет. Мне Старшой сказал. А если он уедет, я… Скажите мне, вот если он уйдет, ваш сын, что станется со мною? Умоляю вас. Скажите мне… Ответьте…

МАТЬ (обоим мужчинам). Вы должны убраться здесь скорее. Сейчас придет священник. Мерить будем. Так что поспешите. Из муки немного построишь. А мы будем строить. Будем строить церковь.

ОТЕЦ. Давайте! Быстренько, ребята… Сейчас придет священник.

РАБОТНИК. Ну священник, ну священник… Когда видишь волчий хвост, значит, волк неподалеку. А насчет священника как знать? У них же хвост змеиный. И они закручивают его вокруг своего пуза.

Отеци Работникуходят.

Остаются Матьи Мадлона.

МАДЛОНАВы не ответили мне… Я хотела бы удостоиться ответа.

В окне появляются дети, среди которых очень юная девушка. Они несут флажки.

ДЕТИ (поют)

МАТЬ. Ой! Сейчас же Троица… Мальчишки… (Оглядывает всю компанию.) Мальчишки и девчонки. Да, девчонки… Отправляйтесь-ка на кухню. Вам дадут там пирога… (К большой девочке.) А ну-ка, ты! Не гнись так сильно… И поведай мне, сколько тебе лет.

ЧЕТЫРНАДЦАТИЛЕТНЯЯ ДЕВОЧКА. Четырнадцать, мадам.

МАТЬ. Четырнадцать… Пушок уже отрос. Скажи-ка, милая, ты вправду, что ль, за пирогом сюда пришла? А может, и чего еще унюхала? А ну-ка, брысь! Исчезните!

Детиисчезают.

МАДЛОНА (не отстает от Матери). Мадам! Мадам!

МАТЬ. Им всем одно подавай! Четырнадцать! Нет, правда, возраст славный… Но что ж теперь поделать. (Мадлоне.) Ну а ты? Я ничего не поняла. Ты мне сказала, что тебе сказали…

МАДЛОНА. Я сказала, что он мне сказал…

МАТЬ. Ты, если говоришь о моем сыне, называй его по имени. Ну, что там?

МАДЛОНА. Миртий. Я хотела вам сказать…

МАТЬ (кричит в сторону входа). Когда аббат Дюжаст придет, впустите его тотчас, потому что скоро уже ночь, а нам все надо видеть как положено. (Мадлоне.) Все, что ты мне скажешь, я без тебя знаю. Твои груди говорят вместо тебя. Глаза твои мне говорят о нем. Ты мне скажешь, что ты хочешь, чтобы мой сын взял тебя в жены — тебя в жены! — прежде чем уедет на войну — дурацкую, кстати, войну, арбалетчики отсюда, арбалетчики оттуда, плечи у тех и других одинаково крепки… К чему все это? А какие у тебя права? Молчи! Я знаю… Знаю. Ты попробовала вкус той ягодки, что он носит между ног.

МАДЛОНА. Мадам!

МАТЬ. А я, когда он был дитя, я первая, ты думаешь, не пробовала? А его шрам…

МАДЛОНА. Шрам?..

МАТЬ. Ну да, шрам, шрам от удара когтем, у нас кот был, Баловник… Как раз в том месте, куда Господа Христа ударили копьем.

МАДЛОНА. Наверное, он уже совсем зажил.

МАТЬ. Ты слишком низко опускаешь очи, когда смотришь на мужчину. Дура! Ох, девчонки… Все вы одинаковые… Вся ты одинаковая…