Карл Гуцков - Уриель Акоста

Вот каково прощание навеки!
Вот где, Акоста, нахожу я вас!
А думал я, что в Гейдельберге дальнем
Вы птиц мышленью учите давно.

Зачем спешить, когда и в Амстердаме

Павлины есть — уроки им нужней!

В последний раз ты мне дерзить посмела!
Как месть сладка, когда сама судьба
Нам шлет ее!.. Пускай Юдифь бесстрашно
Акосту в зал ведет…

Недопустимо!

Терпенье!

Дерзость! Я ведь запретил!

Ступайте, шурин, гостя охранить.
Не проклят он еще синедрионом.

Но он-то должен наши нравы знать —
И до суда немало предрассудков.

Я поражен, де-Сильва! Изменили
Вы ваше мненье?

Кто имеет право
Предупреждать решение суда?

Так говорит де-Сильва? Тот, кто проклял
Кощунственную книгу?

Проклял? Я?
Кому и где я говорил об этом?

Давно известно ваше мненье всем.
Оно гласит: «Акоста — не еврей!»

Вы говорите это… А меня
Не так вы поняли… Оставим, впрочем!

Что понял я — то понял хорошо!
Теперь вы защищаете Акосту.

Я защищаю? Нет! А впрочем… да!
Что изменился я — казаться может!
Как скрипка та, из глубины которой
Творец созвучий дивных, музыкант,
В порыве гения и мощи величавой
В последнем вдохновении своем,
Казалось бы, исторгнул все напевы,
Как вдруг опять она еще поет,
Когда смычок до струн ее коснется,
Опять из тайной глубины ее
Бьют родники неведомых созвучий —
Вот это все пришлось мне пережить…

Что ж я еще услышу?

Иохаи!
Уединившись, книгу изучил
Я в тишине глубокой кабинета,
Вновь каждую перечитал строку.
И вот тогда в моей душе смятенной
Родилось нечто, и опять во мне
Воскрес мыслитель. Силой необорной
Волшебных чар был вызван к жизни он,
И он воззвал: Нет! Никогда, де-Сильва,
Священникам не выдашь, не предашь
Заблудшего ученика Платона!
О, как охотно, с радостью какой
Нашел бы отзвук в Торе иль в Талмуде.
Всему тому, что словно в тайнике,
Среди неправды, фальши, увлеченья,
Я в книге Уриеля отыскал…
Но было тщетно все! Молчала Тора,
Молчал Талмуд; вот почему тогда
Был вынужден притти я к заключенью
И написать: «сей автор — не еврей!»

Он не еврей? Тут смысл двойной…

Едва ли!
Я написал: бесспорно, как еврей
Он проклят должен быть. Но вот… однако
Еврей ли он? Он голову свою
Склонить едва ли должен пред изгнаньем.
Бесспорным правом обладает он
Считать себя христианином!

Сильва!

Тогда Юдифь вы сможете вернуть…

Что слышу я? Христианин? Акоста?

Его отец, еврейству изменив,
Живя в Куэнсе, принял христианство;
Потом в иезуитский монастырь
Своих детей на воспитанье отдал.
Когда ж сюда бежала вся семья,
То к иудейству снова возвратилась.
Но возвратился ль также Уриэль?
Коль хочет он прослыть христианином,
Ему запрета нет.

Христианин!
Тогда навеки разлучиться должен
С Юдифью он.

Сомнений в этом нет!
Итак, возьмемся за спасенье живо!
Из горькой ненависти вы… О, нет,
Не осуждаю вас!.. Но я?.. Оставим…
В аллее подождите. Ведь узнал
Синедрион уже, что здесь Акоста.
Когда сюда проклятье принесет
Посол необходимости жестокой—
Де-Сантос сам, то возопите вы:
«Акоста, ты — христианин!» —
Лишите Вы этим ревность пищи: ведь Юдифь
Бесспорно христианкою не станет.
А я, хоть и не верил никогда
Во что он верит, все же уваженье
К мыслителю питая, наконец,
Добьюсь того, что мне перед Платоном
Стыдливо не придется покраснеть!

В чем дело, Симон? Рабби Сантос здесь?

Они пришли!..

Что из того! Смелей!
Взгляните, где де-Сильва.

Музыканты!
Жестоких душ посредники, зачем
Замолкли вы? Иль ветер ненароком
Вам ноты разбросал?

Смотри ж, Юдифь!
С сойфферами в руках идут раввины.

Предвестники проклятья! У меня!
В блаженной тишине моей…

Привет вам
Сойфферы шлют. О, вспомните тот день,
Когда готовил в жертву Саваофу
Свое родное чадо Авраам,
Всевышний рек ему: «Иди немедля
И овна, что в кустах невдалеке
Запутался беспомощно рогами,
Мне в жертву вместо сына принеси».
И Авраам разрезал путы сына
И в жертву Адонаю тварь принес.
Пусть отойдет, кто верен Адонаю!
Из лона Авраамова господь
Не жаждет жертв. Акоста! Ты — останься!

Дочь Вандерстратена, что ж медлишь ты?
Иль Аданаи не верна ты больше?

Себя воображаешь на Синае?
Иль Моисей тебя послом избрал?
Кто дал тебе господство надо мной?

Коль ты — еврей, то знаешь сам — господь.