Пётр Киле - Восхождение

О, красота, что просится на холст, где миг и вечность в тишине сольются!

Но переправы вряд ли здесь дождусь, да к людям мне, как зверю, и не выйти; мой путь - просторы высочайших гор. - Направляется к горам.

Фея гор мелькает в вышине:

- В тени долина, сумерки внизу и меж деревьев по крутому склону, а он спешит все выше, где сияет, расцвечивая синеву небес, вечерний несказанный свет зари.

Фея вод спускается:

- Чарующий пейзаж, куда хотелось за взором унестись его душе, будь крылья, как у грифа, у него, что будто стережет свои владенья и бросится на путника, боюсь, на беззащитного, как злой тюремщик, изведший душу всю ему и тело, подвигший на убийство и на бегство…

На месть благую за друзей своих, за честь свою и за свободу в мире, в котором попраны закон и правда.

Фея цветов, роняя венок:

- Как грустно: новости в злодействах нет; на том давно стоит весь белый свет…

В борьбе добра и зла нет правых больше, лишь сила все решает, не закон, - нарушена гармония миров.

Фея гор:

- Огни деревни ярче, словно зов, но путник одинокий в ночь уходит, с холмов сойдя в низины и болота, весь мокрый, в тине, поспешая выйти из новой пропасти, из бездн земных.

Фея вод:

- Там нечисть всякая вокруг него летает, ползает, колдует злобно, разврат чинит до одури, до жути, и он готов пуститься нагишом за юной ведьмой, голой, без стыда задравшей ноги меж мохнатых кочек.

Упавши в омут, сгинешь без следа!

Аристей, обозревая дали, словно во времени и в пространстве:

- Здесь все смешалось, как в многоголосьи безумной и прекрасной летней ночи.

И витязи неслись на конях, в топях проваливаясь, точно в тьму времен.

А там, где просияли шлемы, к небу вдруг возносились маковки церквей. - С удивлением. -

Ужель я вижу все единым взором - бескрайние пространства, даль времен, и там заря восходит, разгоняя тьму облаков. О, дивная заря!

Средь гор сиянье, словно бы от солнца из недр земли и вод, - Страною Света я грезил с детства и ее-то вижу?!

Фея цветов:

- Тоски, усталости как не бывало. Он устремился в светлые края, уж без соблазна затеряться в топях.

Фея гор:

- Он подошел к подножию холма, заросшего деревьями по склону, и, снова оказавшийся в потемках, он слышит стоны, плач из ям и щелей, из бездн подземных Ада, с сокрушеньем вновь о тюремных мытарствах воспомня, про сущий ад, что люди же творили над ближними из лучших побуждений или во зло, в угоду Сатане.

Фея вод:

- О, не оглядывайся! Следуй выше, туда, где видишь уж просветы в небе и в тучах розовый отсвет зари!

Хор фей, легких световых образований, кружашихся, как в танце:

- По горным тропам пробирался он, взошедший, словно бы на дальний небосклон, где нет опоры, человек - былинка, летучая, как светлячок, пылинка.

Он носится, вперяя изумленный взор, над целою страною среди гор, с прозрачным озером из света, - как новая планета.

Туда ж нет доступа, и он стремглав летит под небосклон.

Не в силах мы помочь. Упал он наземь. Разбился, верно, на смерть. - В испуге уносятся.

Аристей падает на лужайку у горного ключа с можжевельником в забытьи, счастливый и обессиленный вконец. Ощутив чье-то присутствие, он открывает глаза и различает облик человека, похожего на его отца, тень из тусклого света.

Аристей, приподнимаясь:

- Кто здесь? Вы, принц? Иль джинн, его двойник? Или отец явился привиденьем?

Даймон подсказывает:

- Выходит, Троица! Как джинн вселялся я в твоего отца, со смертью – в тело, но не из плоти с кровью, ставшей прахом, а в образ световой, каким был принц.

На Земле царит ночь. Звезды сияют ярко, в полутьме горизонтов ощущается далекое и близкое присутствие бесконечных пространств без огней, будто перед ними необитаемая планета, и они одни где-то в бездне Вселенной.

Аристей вскакивает на ноги:

- Мне кажется, иль было восхожденье повыше облаков, в страну из света, как в камнях драгоценных свет сияет, рождая первообразы растений, зверей и вод, и неба, и людей, - Элизиум теней, или идей? Иль дантов Ад, Чистилище и Рай?

Даймон с удовлетворением:

- Здесь на вершинах Шамбала открылась тебе, мой сын: из посвященных ты!

Аристей, словно бы воочию вновь совершая восхождение:

- Иду ли я иль возношусь все выше – в чистейшем и чудесном свете!

Здесь край Земли превыше облаков с сияньем лучезарно нежным света… - Вдохновенный, он весь сияет.

Даймон, неведомо откуда:

- Брависсимо!

- Где ты?

- Я у себя.

Аристей, испытывая необычайную легкость:

- А что со мной? Я умер и несусь в потоке ослепительного света?

- Нет, ты обрел бессмертье, Аристей!

Ощутив во всем теле необыкновенную легкость, хоть беги, хоть лети, как в детстве бывало, Аристей вдруг в самом деле уносится в полет, - словно во времени и в пространстве, когда вся земная жизнь развертывается перед ним, - до замка в горах.

Замок в горах. Одна из комнат в восточном стиле. Аристей и даймон.

Даймон, сидя на столе в виде нэцкэ, старца, вырезанного из слоистого сердолика:

- С прибытьем, Аристей!

- Так, это ты? Простите, это вы? И за кого же меня здесь принимают?

Даймон, вздохнув:

- Умер принц, владелец замка. Ты его наследник. Явились на прием твои министры. - Замирает.

Входит начальник дворцовой охраны граф Фредерик с поклоном, нарочито церемонным.

Граф докладывает:

- Явились на прием министры, принц.

Аристей с невольной усмешкой:

- Здесь что же государство целое?

Граф с горделивым достоинством:

- Покойный принц, великий маг-ученый, здесь создал княжество искусств и мысли, сосредоточив весь процесс познанья в кристаллах – в недрах здешних гор и вод.

Сокровища, хранимые природой, как и создания искусств и мысли, задействованы для познанья света и мирозданья в целом…

Аристей, рассмеявшись про себя:

- Даже так?!

Граф Фредерик уходит. Почти тотчас и без особых церемоний, что и лучше, вошли молодые мужчина и женщина, одетые строго, но свободные в движениях, деловито-серьезные, - то были первый министр и казначей, а за ними несколько советников, убеленных сединой. Прежде всего именно они чуть ли не хором произнесли необходимые слова соболезнования, кратко обрисовав историю жизни принца, гения, вечно гонимого, тем не менее достигшего впечатляющих успехов в познании природы, тайн жизни и смерти.

Первый министр и казначей изъявили готовность подать в отставку, если на то будет воля государя. Аристей покачал головой.

- Да, принц, - сказал первый министр, - ведь все будет зависеть не столько от наших качеств, что, впрочем, тоже немаловажно, но и от новых идей и решений, какие вы соизволите избрать.

- А есть новые идеи? - спросил Аристей.

- Идут быстрые перемены. В этих условиях вы, принц, можете стать основателем величайшего Евроазийского государства.