Петр Киле - Утро дней. Сцены из истории Санкт-Петербурга

С е р о в
Мне кажется, я только что вернулся
Из Греции; жара и море в дымке
Жемчужной, сизо-голубой, - нет, там
Все резче, чище, ярче, как весной...
Иль краски юга проступают в небе
И в водах серых северного края,
Как живопись эпохи Возрожденья
Преображала мир вокруг, и зренье
Столь чутко к красоте и форм, и красок
Природы и искусства, что творить,
Как будто нет уж сил, одна отрада
Бродить беспечно, ехать в экипаже -
С душистой розой, забывая все,
Вне времени, вне жизни современной,
Ведь там нет дела до нее, как здесь,
Где сердце отзывается, как эхо,
На всякий звук, мучительный иль чистый, -
Все больно, да куда же с ним и деться.
( Выходит на балкон .)
Акрополь, Парфенон - совсем иное
Увидеть наяву. Какое счастье!
Хотя в обломках, красота нетленна,
И будто не прошли тысячелетья
В жестоких распрях, в войнах бесконечных, -
Все стало прахом, кроме красоты.
И тут известье о разгоне Думы,
Второй уже, и весь кошмар российский
Вновь втиснут в грудь.

О л ь г а Ф е д о р о в н а
Уединившись,
Разговорился сам с собой, молчун?

С е р о в
Немой и то мычит о чем-то в ярости.

О л ь г а Ф е д о р о в н а
Да нет, ты не молчун, я знаю. Как же,
С Коровиным - его заговоришь...

С е р о в
С Шаляпиным - его перепою...

О л ь г а Ф е д о р о в н а
Но первым и о пустяках - такое
Все замечают за тобой впервые.
Ты весел, хорошо; успех огромный
На Римской выставке и в Лондоне, -
Прекрасно!

С е р о в
Можно подбочениться?

О л ь г а Ф е д о р о в н а
Когда бы слава голову кружила
Тебе хоть чуточку, пожалуй, можно,
Но ты суров и именно с собой.

С е р о в
Присядь же, отдохни. В веселый праздник
Ты наши будни превратила ныне.

О л ь г а Ф е д о р о в н а
Нет, дети все, взрослеющие наши,
На выдумки горазды - все в тебя.
А как чудесно танцевал ты польку,
На удивленье всем! При грузном теле
Как навык сохранил, из юности,
Когда резвились с Врубелем у нас
На вечеринках, милых посиделках.

С е р о в
На ярмарке невест и женихов.

О л ь г а Ф е д о р о в н а
Ах, нет, влюбленность все таили страшно,
Как буржуазность, флирт и все такое.
Ведь все учились с увлеченьем, с целью
Служенья...

С е р о в
просвещенью и искусству.

О л ь г а Ф е д о р о в н а
Любовь же обнаружилась в разлуке -
Как память о счастливых вечерах,
О юности, столь чистой и чудесной,
Хотя и бедной, и весьма бесправной.
Как сохранил ты память обо мне,
О сироте среди сестер прекрасных,
В разлуке долгой, в странствиях по свету,
В Абрамцеве, среди прелестниц юных, -
Я все поверить не могу?

С е р о в
Ты ж знаешь,
И я ведь рос, как сирота, один,
Пригретый лаской и заботой всюду;
О ком же было помнить мне среди
Сестер твоих? Тебя нам не хватало,
И, верно, я прирос к тебе душой.

О л ь г а Ф е д о р о в н а
Но чем же замечательна была?
Ужель как сирота?

С е р о в
Нет, нет, конечно.
Да знаешь ты: мне говорят и пишут,
Какая ты, - слыхала и читала?
Все доброе и верное, чем в жизни
Я с детства окружен был в семьях близких,
Предугадал в тебе и не ошибся.
Добра ты, говорят; какая новость.
Добра ты силой духа - вот где чудо!
Случись бы, в революцию ушла.
А я ведь слаб, мне больно жить на свете,
Особенно теперь у нас в России.
Ты говоришь, я счастлив тем и тем.
Хотя ничем не обойден судьбою,
Не чувствую я этого совсем.
Недаром все насупленный хожу
И слов простых, не говоря, пустых
Сказать мне трудно вслух, и я молчу,
Как в церкви нечего сказать мне Богу.