Петр Киле - Утро дней. Сцены из истории Санкт-Петербурга

О л ь г а Ф е д о р о в н а
(поднимаясь со вздохом )
Развеселить тебя не удалось.

С е р о в
Да весел я, и мыслей бродит туча,
Как после путешествия в Элладу,
Все с большим погруженьем вглубь времен.

С е р о в
Коммерция, предприимчивость, искусства,
Монархия, тираны, демократья -
Все это, все, у греков было, было
Задолго до рождения Христа
И превратилось в прах; лишь небо чисто
По-прежнему, и море омывает
Все те же острова, где жизнь цвела,
Вся упоенная борьбой, познаньем
И красотою мирозданья в целом,
И минуло, как минет наше время,
Тяжелое, глухое, словно ночь
Пред новой бурей над могильной сенью.
( Словно не находя места, выходит на балкон .)
Жить скучно, но и помереть ведь страшно.
Помимо мук последних на исходе...
Что ждет за гробом нас? Никто не знает,
Да, кроме снов и басен невеселых.
Что жизнь и смерть? Да есть ли в них-то смысл?
Мне разум дан природой или Богом
Зачем? С какою целью? Совершенства?
Мы видим смысл лишь в красоте и правде.
В неправде и уродстве смысла нет,
В их торжестве и проступает смерть,
Что побеждает жизнь - и нет спасенья?
И бьется в паутине человек -
У Бога-паука?! Ха-ха-ха!
( Пошатывается и возвращается в комнату .)
Ну, вот я смехом чуть не захлебнулся.
Стемнело вдруг и тут же просияло
Чудесное видение над морем,
Как в "Похищении Европы", да,
Все в яви, я плыву, я этот бык,
Могучий и послушный красоте
В девичьем облике мечты предвечной.

Кого хоронят там? Уж не меня ли?
Иль птичку-неразлучницу, что то же.
Прости-прощай! Уж верно, срок подходит.

Х о р у ч е н и к о в
Среди картин эпохи Возрожденья,
Всесилья жизни, блеска красоты
Серов, столь сдержанный, в порыве вдохновенья
Воскликнул, осознав художества мечты:
"Хочу отрадного!"
Какое слово -
От радости, как эхо или зов,
Как красота или любовь, -
В нем вся эстетика сурового Серова,
Пленительно простая, яркая, как снег,
Природы праздник, - с нею человек
Среди вещей и дум своих весь светел,
Каков ни есть, и не потонет в лете,
Живую вечность обретя,
Княгиня чудная или дитя.

Б л о к
В лесу все те же папоротники,
Ажурные, в росе и пятнах света,
Реликты первых весен на земле,
Пугающие таинством цветенья,
Как и стоячие недвижно воды,
Сияющие блеском глаз, но чьих?
А там луга зеленые цветут,
Как место, выбранное для веселья,
С тропинками неведомо куда.
И тут же дали без конца и края,
Шоссейная дорога и река,
И те ж несбыточные повороты,
В которых я бывал всегда один,
Боясь неведомого в детстве страшно,
Но в юности с отвагой несся вскачь,
В союз вступая с тем, чье имя вряд ли
Кто ведал, я ж - Великое - прозвал.
Единое, быть может? Всеединство?
Мне нет нужды до терминов. Но тайна
Неведомой осталась бы в душе,
Внушая страх, как вечность в искрах звездных,
Когда бы не явилась Ты, как в яви,
И в яви, и во сне моих стремлений
К Великому. И Ты причастна к тайне,
Хотя и спишь. Проснись, веди меня
К блаженству и страданиям навстречу!

Ч у л к о в
На Башне философских словопрений
Об Эросе и таинствах любви
Задумано - глядите! - представленье.

М е й е р х о л ь д
Речей и о театре прозвучало
Немало здесь. От слова к делу, к действу
Иванов призывает перейти.

Б л о к
Кто знает, что задумано представить?

М е й е р х о л ь д
Да нечто, кажется, в античном вкусе.
Вот вам венок из лавра; вы сойдете
За Аполлона.