Петр Киле - Восшествие цесаревны. Сюита из оперы или балета

Цесаревна в постоянном движении, вполне выражающих ее мысли и переживания:

- Страх застил ей глаза при жизни, что же, подумала бы о душе своей и государстве, с миром бы почила… Призвала бы меня или Петра, наследника и русского престола и шведского, коли боялась нас, случайно заступив дорогу нам, по воле царедворцев-иноземцев…

Цесаревна, обращая взор в небеса:

- Но им решила передать корону, чтоб избежать суда… А Божий суд? Ты там, апостол Петр тебя не примет, гореть тебе в Аду за прегрешенья, не за тобою Правда на земле.

Снова вся в движении, полная усмешки и сарказма:

- Чревоугодница, прелюбодейка, нелепый шарж на женское созданье, карикатура на императрицу, что выродить могла на смертном одре, как глупость, равную злодейству!

Входит без стука камердинер Алексей Разумовский, красавец-мужчина, простолюдин по повадкам, с тонкими чертами узкого лица, с проступающей бородкой.

- Что, Алексей?

- Лесток говорит, что Нолькен здесь и Шетарди подъехали.

В большом зале, называемой палатой, для балов и приемов, со сценой, на которой идут какие-то репетиции, бродят посетители в ожидании выхода Ее высочества. Входят Лесток и французский посол Шетарди, к ним подходит шведский посол Нолькен.

Шетарди и Нолькен обмениваются приветствиями, взглядами, достаточно выразительными, чтобы Лесток угадывал перемены в их умонастроении, то есть в их переговорах, в какие и он вовлечен.

На антресолях маски обмениваются догадками, что там происходит.

Арлекин глубокомысленно:

- У Франции и Швеции в отношении России – общие интересы. Ништадскому миру 20 лет, Швеция достаточно оправилась, чтобы подумать о возвращении утраченных ею земель.

Пьеро:

- Война?! Франция поддерживает Швецию и готова помочь деньгами. Отлично!

Коломбина:

- Отлично?

- Это Нолькен.

- Но с тем, чтобы посадить на русский трон цесаревну Елизавету Петровну. В чем тут выгода, ясно!

Арлекин:

- Шетарди высказывает свои соображения, о чем сообщал кардиналу Флери: «Уступая склонности своей и своего народа, она немедленно переедет в Москву; знатные люди обратятся к хозяйственным делам, к которым они склонны и которые были принуждены давно бросить; морские силы будут пренебреженны, Россия мало-помалу станет обращаться к старине, которая существовала до Петра I и которую Долгорукие хотели восстановить при Петре II, а Волынский – при Анне. Такое возвращение к старине встретило бы сильное противодействие в Остермане, но за вступлением на престол Елизаветы последует окончательное падение этого министра, и тогда Швеция и Франция освободятся от могущественного врага, который всегда будет против них, всегда будет им опасен».

Пьеро:

- Нолькен явно не разделяет уверенности маркиза Шетарди, но с ним Елизавета всегда очень любезна и, вероятно, вполне откровенна. Впрочем, важно заполучить деньги от Франции на войну с Россией, вернуть утраченные земли и вновь возвыситься в Европе.

Нолькен обращается к Лестоку:

- Коли война затевается за возведение на престол Елизаветы, ее высочество должна взять на себя обязательства о возвращении земель Швеции.

Лесток, напуская на себя глубокомысленный вид, будто он не медик (без всякого образования), а дипломат:

- С этим сложно. На эту тему надо говорить с цесаревной.

И всё замирает и все разбегаются с известием о приезде Бирона: «Регент подъехал! Регент!»

Шум, движения, музыка в доме вдруг затихают – проносится известие о приезде его сиятельства Бирона, фаворита Анны Ионновны, ныне регента при Анне Леопольдовне и Иване VI… Зима, он в шубе, слуги, дворецкий, фрейлины…

Цесаревна камергеру Воронцову:

- Что это зачастил к нам Бирон, странно? При Анне Иоанновне не смел и говорить со мною лишний раз, но взглядами исподтишка следил…

Воронцов:

- В плену уродин пребывая, будешь скрывать свое пристрастье к красоте.

- Любитель страстный лошадей и женщин он обожает, верно, в том же роде, тем более в короне лошадь та, как воплощенье власти над людьми…

- Мне остаться при вас?

- Нет, я приму Бирона одна. Так я его скорее выведу на чистую воду.

Бирон и цесаревна в гостиной.

- Герцог, вы снизили подушную подать и повысили мне пансион, благодарю!

Бирон целует руку цесаревне:

- Государыня! Вы знаете, я всегда был рад вас видеть.

- Я знаю… Знаю, кому вы служили и кому ныне.

- Это упрек. И упрек звучит в ваших устах пленительно.

- Невольный. Простите!

- Я понимаю вас. Будь моя воля, я бы распорядился иначе

- Женили бы сына Петрушу на Анне Леопольдовне. И тогда ваше регентство было бы обосновано, по крайней мере.

Бирон вспыхивает:

- Как видите… Меня во всем винят, а власти у меня не было. Беззакония чинили сами русские. Сделать регентом принца Антона, отца младенца-императора, как поговаривают в гвардии, - это же смех! Потребуется еще один регент для управления государством. Ха-ха!

- Герцог, мне странно, что вы говорите со мной на эту тему. Вы же знаете, кто я.

- Очень хорошо. В гвардии поговаривают и о вас.

- Ах, вот в чем причина ваших визитов ко мне. Очевидно, вы говорили и с принцем.

- Не я. С принцем говорил Глава Тайной канцелярии Ушаков.

- А меня посетили вы. Скажите по чести, при чем тут я? За мной следят, я знаю. Вы хотите удостовериться в чем-то лично? Вы прямой человек, и я отвечу прямо.

- Да, я всегда говорю то, о чем думаю. У меня, как у пьяного, все на языке. Вам безусловно известно, что о вас поговаривают и в европейских странах.

- Зная французский язык, на балах мне приятно поболтать с маркизом Шетарди. Он бывает у меня, как и другие послы. Это свет. И я дочь Петра, самого великого монарха нашего времени.

- Веселая, легкомысленная, чья жизнь – непрерывное круженье в танце… Но ныне вы повзрослели, совмещая красоту Венеры с величием Минервы. Мне бы не позволили на вас жениться… Но вы можете осчастливить моего сына…

Цесаревна громко расхохоталась, слегка опомнившись, она поспешно проговорила:

- Простите! Все останется между нами.

- Почему вы рассмеялись?

- Никогда!

Бирон, взбешенный, выбегает вон из дворца цесаревны, за ним слуги с его шубой из медвежьей шкуры.

Лесток прибегает:

- Ваше высочество! Регент вышел от вас в такой растерянности, что даже забыл о шубе… А ведь поговаривают, что он задумал жениться на вас.

Цесаревна смеется:

- Всякие слухи пусть повторяют другие, Арман!

- А еще говорят, что Бирон решил вызвать из Киля «чертушку» Анны Иоанновны и извести Брауншвейгскую фамилию.

- Это уже серьезнее было бы, если б у него в голове не носились такие же бредни, как у Меншикова или Долгоруких, на которых они свихнулись и лишились всего.

- Как! Он открылся вам?