Георгий Горин - Формула любви (Повести и пьесы для театра и кино)

Поп.И кто ты?

Тевье.Я, батюшка, русский человек еврейского происхождения иудейской веры… Вот она, моя троица! И ни от чего я не отступлюсь — ни от земли родной, ни от веры предков!.. Вы сказали: Бог один! Это верно! Бог один, да дороги к нему разные…

Поп.Ну что ж… Тевль! Умом я тебя понимаю, а сердцем скорблю. И если сам выбрал дорогу свою, не жалуйся, что на ней ухабы да ямы… Дочь я от тебя не прячу. Сам от нее стеной огораживаешься! (Открыл боковую дверь.) Христина! Выйди до нас!

Появилась Хава. Поп что-то шепнул ей на ухо, вышел. Пауза.

Тевье (опешив). Как он тебя назвал?

Хава (бросилась к отцу, упала на колени). Папа! Выслушай меня! Умоляю!

Тевье.Погоди! Как назвал?

Хава.Ну не отвергай! Выслушай! Христом-Богом заклинаю…

Тевье.Нет у меня такого Бога, девочка. И дочери такой нет. У меня была дочка Хава. Славная дочка была, И любил я ее больше всех на свете…

Хава.И я тебя люблю, папа! И его люблю… Федора. И как мне это соединить? Ну скажи!

Тевье.Это, барышня, не знаю. Это ваша печаль. У меня своих бед хватает… У меня дочь умерла… Мне траур по ней справлять. (Пошел к выходу.)

Хава.Но ведь это жестоко, папа! Да что же за Бог у тебя, если он велит собственную дочь убивать?

Тевье (гневно обернулся). Молчи!!! (Тихо.) Оставьте вы меня, барышня… У вас отца нет — у вас батюшка теперь…

Хава (тихо). Храни тебя Господь, папа! (Перекрестила его.)

Зазвучало церковное песнопение. Появился поп в торжественном одеянии. В дверях возник Федор, подошел к плачущей Хаве, взял ее под руку, повел к алтарю. Тевье секунду в отчаянии наблюдал за ними, потом решительно надел шапку и вышел. Песнопение усилилось.

Дом Тевье. За занавеской лежит Голда. Входит Степан с охапкой дров.

Степан.Хозяева!.. Э! Есть кто живой? (Испуганно уронил дрова, бросился к занавеске, открыл ее.) Голда!!!

Голда (слабым голосам). Чего шумишь?

Степан.Живая, тогда не пугай. Дровишек принес. Сейчас протопим, повеселей будет.

Голда.Спасибо тебе, Степан.

Степан.Да чего там… Сосед — что родня, верно говорят. А ты, Голда, того… крепись… не помирай. В такую погоду помирать — одни хлопоты. Земля промерзла… Ты хоть до весны потяни!

Голда.Да мне бы хоть недельку еще. Знаешь, Цейтл у меня на сносях. Кто без меня ребенка примет? Мне бы у нее сидеть. Ноги не ходят.

Степан.Это плохо. Ноги нужны человеку. Но руки-то действуют? Поворожила б сама себе…

Голда.Себе нельзя. Человек другому может передать силу. Себе нельзя.

Степан.Ну давай я попробую… Как ты там шепчешь? (Водит над ней руками.) Шурум-бурум… а зохен вей…

Голда (слабо улыбнулась). Не морочь голову, Степан!.. Все! Стало легче… Спасибо. Если хочешь, открой буфет — там графинчик.

Степан.Не откажусь! (Подошел к буфету. Достал графин, рюмки.) Тебе налить?

Голда.Нет. Не хочу!

Степан (подносит рюмку). Выпей! Рюмка — она при любой болезни на пользу.

Голда берет рюмку.

Ну! За твое здоровье! (Выпивает.)

Голда (стала подносить рюмку ко рту, расплескала). Нет. Не могу. Не принимает душа.

Степан (сокрушенно). Да… Видать, совсем плохо. Тевль-то где?

Голда.За доктором уехал. В такую пургу… Загубит лошадь совсем.

Степан.Ладно лошадь-то жалеть. От бега согреется.

Голда.И коровы орут в сарае… Сколько прошу, Степан, законопатить стены. Ты плотник или кто?

Степан.Ну что — плотник? На все рук не хватает.

Голда.И еще, Степан… Сходил бы ты к Хаве. Узнал, как она.

Степан.Э, нет. Это не проси! Мне Тевль строго-настрого запретил. Она для нас — отрезанный ломоть!

Голда.Сердца у вас нет.

Степан.Нет, он прав. Я тоже выкрестов не люблю. Каждый своей веры держаться должен. Раз ты инородец — терпи!

Голда.Тебе легко советовать…

Степан.Почему легко? Откуда ты знаешь?.. Может, я в молодости на тебе, Голда, жениться хотел. А не стал. Потому что тебя б за меня не отдали, а мне на ваш манер резаться тоже глупо. Вот выходит, что я, как инородец, пострадал… (Выпивает еще рюмку. Слышен шум подъехавших саней.) Кажется, приехали… (Смотрит в окно.) Точно. Тевль и доктор. Раздетый. Торопились, видать…

Входят Тевье и Менахем. Отряхивают снег.

Тевье.Не поехал, бисов сын! В ногах валялся у него. Господом Богом молил… Нет! Потеплеет, говорит, тогда приеду… Нужен он мне, когда потеплеет!.. Зато нет худа без добра… Ехал через Касриловку — встретил Менахема. А у него, оказывается, новейшие лекарства. Из Америки.

Менахем.Добрый вечер, мадам Голда. Я, конечно, не специалист, но, если это инфлюэнца, как мне сказал реб Тевье…

Тевье.Это доктор говорил.

Менахем.Главное, чтоб вы повторяли правильно. Так вот, если это инфлюэнца, то лекарство действительно чудо. Их прислали из Америки моей теще Хане-Мириам, упокой Бог ее душу.

Голда.Она от них померла?!

Менахем.Язычок у вас, Голда, слава богу, еще ворочается в нужном направлении. Это хорошо! Но за таблетки я гарантирую. Посмотрите на коробочку. В такую коробочку дерьмо не кладут. Здесь написано: они быстродействующие. Просто не рассчитаны на нашу почту. Пока дошли до больного — адресат выбыл… Но моя мама пьет их с чаем — и, слава богу, ничего… А у моей мамы возраст, когда уже и чай вреден…

Голда.Спасибо, Менахем! Я всегда знала — у тебя доброе сердце. Поешь! (Мужу.) Тевье, там, в печи, горшок с молочным борщом. Угости Менахема.

Менахем.Спасибо. Я не за этим приехал… Я по-родственному… Голда, может быть, все-таки поедем в Бердичев?.. В больницу? Там у меня кое-какие связи…

Голда.Не морочь голову! Куда ехать, если уже не можешь ходить. Ешь!

Тевье ставит перед Менахемом горшок, тот жадно начинает хлебать.

А ты, Тевье, сходил бы со Степаном в сарай. Коровы ревут, неужели не слышишь?

Тевье.Это ветер.

Голда.Ветер таким жалобным не бывает. Ветру не холодно.

Степан.Пошли, Тевль! Поговорить им надо…

Голда.Умница, Степан. Я всегда тебя держала за догадливого.