Самуил Маршак - Сочинения в четырех томах. Том второй. Лирика, повести в стихах, сатира, пьесы

Но, гостья дорогая,
Привыкнешь ко всему:
К тому, что не пускают
В Москву ночную тьму.

Что гул Москвы рабочей,
Огромной мастерской,
Не молкнет днем и ночью,
Как дальний плеск морской…

Расти на новоселье,
Живи здесь много дней,
Над городской панелью
Цвети и зеленей.

Дыши прохладой летом
И радуй каждый год
Медовым легким цветом
На площади народ!

Целый день он с нами прожил,
Шалый гром, бродячий гром.
Он в садах детей тревожил
Громыхающим багром.

Задремавшего ребенка
Увозили под навес,
И гремел ему вдогонку
Гром, скатившийся с небес.

Пригрозил он стадиону
И базары припугнул.
Целый день по небосклону
Перекатывался гул.

А потом, поднявшись выше,
Он во всю ударил мощь,
И по улицам, по крышам
Поскакал весенний дождь.

Колышутся тихо цветы на могиле
От легкой воздушной струи.
И в каждом качанье негнущихся лилий
Я вижу движенья твои.

Порою печальна, подчас безутешна,
Была ты чужда суеты
И двигалась стройно, неслышно, неспешно,
Как строгие эти цветы.

Когда забрезживший рассвет
Вернет цветам и листьям цвет,
Как бы проснувшись, рдеют маки,
Алеют розы в полумраке.
И птица ранняя поет…
Как праздник, утро настает.

Но, о заре еще не зная,
Стоит за домом тьма ночная.
Проснувшись в этот ранний час,
Ты видишь меж кустов знакомых
Тех странных птиц и насекомых,
Что на земле живут без нас.

Они уйдут с ночною тенью,
И вступит день в свои владенья.

Декабрьский день в моей оконной раме.
Не просветлев, темнеет небосклон.
Торчат, как метлы, ветви за домами.
Забитый снегом, одичал балкон.

Невесело, должно быть, этой птице
Скакать по бревнам на пустом дворе.
И для чего ей в городе ютиться
Назначено природой в декабре?

Зачем судьба дала бедняжке крылья?
Чтобы слетать с забора на панель
Иль прятать клюв, когда колючей пылью
Ее под крышей обдает метель?

Незнакомый полустанок.
Поезд из виду исчез.
И полозья легких санок
Мчат приезжих через лес.

Покидая хвойный полог,
Резвый конь гостей унес
Из-под свода хмурых елок
В рощу голую берез.

Вдаль бегут стволы, белея.
И от этих белых тел
Над березовой аллеей
Самый воздух посветлел.

Текла, извивалась, блестела
Река меж зеленых лугов.
А стала недвижной и белой,
Чуть-чуть голубее снегов.

Она покорилась оковам.
Не знаешь, бежит ли вода
Под белым волнистым покровом
И верстами крепкого льда.

Чернеют прибрежные ивы,
Из снега торчат тростники,
Едва намечая извивы
Пропавшей под снегом реки.

Лишь где-нибудь в проруби зыбко
Играет и дышит вода,
И в ней краснопёрая рыбка
Блеснет чешуей иногда.

Как поработала зима!
Какая ровная кайма,
Не нарушая очертаний,
Легла на кровли стройных зданий.

Вокруг белеющих прудов —
Кусты в пушистых полушубках.
И проволока проводов
Таится в белоснежных трубках.

Снежинки падали с небес
В таком случайном беспорядке,
А улеглись постелью гладкой
И строго окаймили лес.

Замерзший бор шумит среди лазури,
Метет ветвями синеву небес.
И кажется, — не буря будит лес,
А буйный лес, качаясь, будит бурю.

Пустынный двор, разрезанный оврагом,
Зарос бурьяном из конца в конец.
Вот пó двору неторопливым шагом
Идет домой с завода мой отец.

Лежу я в старой тачке, и спросонья
Я чувствую — отцовская рука
Широкою горячею ладонью
Моих волос касается слегка.

Заходит солнце. Небо розовато.
Фабричной гарью тянет. Но вовек
Не будет знать прекраснее заката
Лежащий в старой тачке человек.

Неужели я тот же самый,
Что, в постель не ложась упрямо,
Слышал первый свой громкий смех
И не знал, что я меньше всех.

И всегда-то мне дня было мало,
Даже в самые долгие дни,
Для всего, что меня занимало, —
Дружбы, драки, игры, беготни.

Да и нынче борюсь я с дремотой,
И ложусь до сих пор с неохотой,
И покою ночному не рад,
Как две трети столетья назад.

Сколько дней прошло с малолетства,
Что его вспоминаешь с трудом.
И стоит вдалеке мое детство,
Как с закрытыми ставнями дом.

В этом доме все живы-здоровы —
Те, которых давно уже нет.
И висячая лампа в столовой
Льет по-прежнему теплый свет.

В поздний час все домашние в сборе —
Братья, сестры, отец и мать.
И так жаль, что приходится вскоре,
Распростившись, ложиться спать.

Нахмурилась елка, и стало темно.
Трещат огоньки, догорая.
И смотрит из снежного леса в окно
Сквозь изморозь елка другая.

Я вижу: на ней зажигает луна
Одетые снегом иголки,
И, вся разгораясь, мигает она
Моей догорающей елке.

И жаль мне, что иглы на елке моей
Метель не засыпала пылью,
Что ветер ее не качает ветвей,
Простертых, как темные крылья.

Лесная дикарка стучится в стекло,
Нарядной подруге кивая.
Пусть доверху снегом ее занесло, —
Она и под снегом живая!

Пора в постель, но спать нам неохота.
Как хорошо читать по вечерам!
Мы в первый раз открыли Дон-Кихота,
Блуждаем по долинам и горам.

Нас ветер обдает испанской пылью,
Мы слышим, как со скрипом в вышине
Ворочаются мельничные крылья
Над рыцарем, сидящим на коне.

Что будет дальше, знаем по картинке:
Крылом дырявым мельница махнет,
И будет сбит в неравном поединке
В него копье вонзивший Дон-Кихот.

Но вот опять он скачет по дороге…
Кого он встретит? С кем затеет бой?
Последний рыцарь, тощий, длинноногий,
В наш первый путь ведет нас за собой.