Уильям Шекспир - Антоний и Клеопатра

Что в голову взбредет. Ведь даже в счастье

Нестойки женщины, а уж беда

Заставит пасть чистейшую из чистых.

Итак, Тирей, будь ловок. А за труд

Потом назначишь сам себе награду;

Твое желанье мне законом будет.

Иду.

Заметь, как перенес Антоний

Свое паденье, как ведет себя,

И постарайся по его поступкам

Судить о мыслях.

Постараюсь, Цезарь.

Уходят.

Александрия. Зал по дворце.

Входят Клеопатра, Энобарб, Хармианаи Ирада.

Что ж, — Энобарб, нам делать?

Поразмыслить

И умереть.

Кто в этом виноват —

Антоний или я?

Один Антоний.

Он похоти рассудок подчинил.

Пусть ты бежала от лица войны,

Лица, которым два враждебных войска

Друг друга в содрогание приводят, —

А он куда помчался? В то мгновенье,

Когда две половины мира сшиблись

(И лишь из-за него), поставил он

Зуд страсти выше долга полководца.

Вот стыд-то был, страшней, чем пораженье,

Когда летел он за твоей кормою

Сквозь строй своих и вражеских галер.

Тсс… Замолчи.

Входят Антонийи Евфроний.

Таков его ответ?

Да, господин.

Обещаны царице

Уступки, если выдан буду я?

Он так сказал.

Скажи об этом ей.

(Клеопатре.)

Седеющую голову мою

Пошли мальчишке Цезарю, и он

Тебя за это царствами осыплет.

За голову твою?

(Евфронию)

Вернись к нему.

Скажи, что, розой юности украшен,

Он должен мир геройством удивить;

Что деньги, корабли и легионы

Принадлежать могли бы даже трусу

И что военачальники его

Могли бы одержать свои победы

И под началом малого ребенка.

Так пусть один, без этих преимуществ,

Со мной, лишенным их, сразится он —

Клинок с клинком. Я дам письмо. Идем.

Антонийи Евфронийуходят.

(в сторону)

Да, как же! Цезарь только и мечтает,

Чтоб, распустив победные войска,

Размахивать мечом, как гладиатор.

Эх, вижу я, что внешние утраты

Ведут к утрате внутренних достоинств:

Теряя счастье, мы теряем ум. —

Коль ты еще способен измерять,

Как с полновесным Цезарем ты мыслишь

Равнять себя, пустышку? Видно, Цезарь

И разум тоже твой завоевал.

Входит придворный.

Посол от Цезаря к царице.

Вот как?

Без церемоний, запросто! — Взгляните,

Как нос воротит от расцветшей розы

Тот, кто перед бутоном падал ниц. —

Впустить его.

(в сторону)

Я, кажется, повздорю

С моею совестью. Служить глупцу

Не значит ли из службы делать глупость?

Однако ж тот, кто своему вождю

Остался верен после пораженья,

Над победившим одержал победу

И тем себя в историю вписал.

Входит Тирей.

Чего желает Цезарь?

Я хотел бы

Сказать тебе о том наедине.

Не опасайся. Здесь мои друзья.

Но и друзья Антония, не так ли?

Ему друзей бы столько, сколько их

У Цезаря, иль ни к чему мы тоже.

Захочет Цезарь, и дружить с ним будет

Наш господин, а стало быть, и мы.

Отлично. — Достославная царица,

Забудь о бедах, — заклинает Цезарь, —

И помни лишь одно: что Цезарь он.

По-царски сказано. Ну, продолжай.

Он знает, что к Антонию в объятья

Тебя толкнула не любовь, но страх.

О!

Честь твоя изранена, и он

Тебя жалеет, зная, что насилье

Тебя покрыло пятнами позора.

Он бог, ему вся истина известна.

Не добровольно честь моя сдалась,

Но сломлена в бою.

(в сторону)

Да неужели?

Проверю у Антония. — Бедняга,

Такую течь ты дал, что нам пора

Бежать, беря пример с твоей дражайшей,

Не то с тобой мы все пойдем ко дну.

(Уходит.)

Что Цезарю сказать, о чем ты просишь?

Едва ли сам не молит он тебя,

Чтоб ты позволила ему быть щедрым.

Он был бы счастлив, если б захотела

Ты сделать посох из его Фортуны

Себе в поддержку. С радостью он примет

Известье, что, Антония отвергнув,

Себя считать ты будешь под защитой

Владыки мира.

Как тебя зовут?

Тирей.

Наиучтивейший посол,

Ты Цезарю великому скажи:

Его победоносную десницу

Целую я коленопреклоненно

И свой венец кладу к его ногам.

Из уст его, которым внемлет мир,

Я приговора для Египта жду.

Вот благороднейшее из решений.

Когда со счастьем мудрость не в ладу,

Ей выгодней довольствоваться малым,

И будет ей случайность не страшна.

Даруй мне честь: знак выполненья долга

Дай на руке твоей запечатлеть.

Когда-то Цезаря отец названый,

О будущих походах размышляя,

Любил играть рукою этой бедной,

Дождь поцелуев падал на нее.

Тирейцелует ей руку.

Входят Антонийи Энобарб.

Что вижу я? Юпитер громовержец! —

Ты кто такой?

Я исполнитель воли

Могущественнейшего из людей,

Того, чьи повеления — закон.

(в сторону)

И всыпят же тебе сейчас.

Эй, слуги! —

Вот как, мерзавец!.. Демоны и боги!..

Где власть моя? Бывало, крикну: «Эй!» —

И взапуски мальчишечьей ватагой

Бегут ко мне цари: «Чего изволишь?».

Оглохли вы?

Входят слуги.

Еще Антоний я.

Взять этого шута и отстегать.

(в сторону)

Да, мучить издыхающего льва

Куда опасней, чем возиться с львенком.

Луна и звезды! — Высечь негодяя!

Да если б два десятка государей,

Подвластных Цезарю… я б их велел…

За дерзкое прикосновенье к этой…

Как звать ее — не Клеопатрой же.

Стегать его, пока, гримасы корча,

Не завопит он о пощаде. Взять!

О Марк Антоний!..

Взять его и высечь!

И привести назад. С моим посланьем

Он к господину своему вернется. —

Слугиуводят Тирея.

Полуотцветшей ты уже была,