Уильям Шекспир - Макбет

Но мне-то можно и даже нужно.

Нет, ни вам и никому. У меня ведь нет свидетелей, которые подтвердили бы мои слова.

Входит леди Макбетсо свечой.

Глядите, вот она! Так она всегда ходит и, клянусь жизнью, ни разу не проснулась. Не двигайтесь и наблюдайте за нею.

А где она взяла свечу?

Свеча стояла возле ее постели. Она приказала, чтобы у нее в спальне всегда горел огонь.

Вы видите: глаза у нее открыты.

Но взор — незрячий.

Посмотрите, что это она делает. Зачем она трет себе руки?

Это у нее привычное движение. Ей кажется, что она их моет. Иногда целых четверть часа проходит, а она все трет и трет.

Пятно не сходит…

Тише! Она заговорила. Запишу-ка я ее слова, чтобы покрепче удержать их в памяти.

Прочь, проклятое пятно, прочь, говорю я тебе! Час, два — теперь пора за дело! Что? В аду темно? Стыдись, супруг! Ты же воин! Не робей! Чего нам бояться, что об этом узнают! Власть будет наша, и никто не посмеет призвать нас к ответу. Ну кто бы подумал, что в старике столько крови!

Слышали?

У тана Файфского была жена; где она теперь? Неужели эти руки никогда не станут чистыми? Довольно, государь, довольно: если вы не перестанете дрожать, все пропало.

Так, так. Вы узнали то, что вам не полагалось бы знать.

Нет, это она сама сказала то, что не следовало говорить. Именно так.

Одному богу известно, что она такое знает.

Эта маленькая ручка все еще пахнет кровью. Всем благовониям Аравии не отбить этого запаха. О-о-о!

Какой вздох! У нее на сердце великая тяжесть.

Я не согласилась бы таить в груди такое сердце, если бы даже за это мое тело облекли королевской мантией.

Вот и хорошо, вот и хорошо.

Дай-то бог, чтобы все было хорошо!

Этот недуг лежит за пределами моего искусства. Впрочем, я знавал людей, ходивших во сне и все-таки по-христиански умиравших на собственной постели.

Вымой руки, надень халат и не будь так бледен. Повторяю: Банко похоронен, ему не встать из могилы.

Вот оно как!

Ложись, ложись, в ворота стучат. Идем, идем, идем. Дай руку. Что свершено, то свершено. Ложись, ложись, ложись. (Уходит.)

А теперь она ляжет в постель?

Обязательно.

Не зря пошли дурные слухи. Дело,

Противное природе, порождает

Расстройство в нас. Должна душа больная

Хотя б глухим подушкам вверить тайну.

Не врач миледи нужен — духовник.

Бог да простит нас, грешных! Доброй ночи.

Подальше прячьте острые предметы

И за ее величеством смотрите

Во все глаза. Мой взор и разум ею

Так смущены, что высказать не смею

Я то, о чем помыслил.

Доброй ночи.

Уходят.

Местность близ Дунсинана.

Барабаны и знамена. Входят Ментис, Кэтнес, Ангус, Ленокси солдаты.

Уже подходит войско англичан.

Малькольм, Макдуф и дядя принца Сивард

Ведут его, пылая правой местью.

За их святое дело даже схимник

И тот на грозный бой восстал бы.

Встретим

Их по дороге мы в лесу Бирнамском.

Идет ли вместе с братом Дональбайн?

Я точно знаю: нет. Я видел список

Дворян Малькольма: там и младший Сивард

И мальчики, которым стать мужами

Пришла пора.

Что делает тиран?

Он укрепляет стены Дунсинана.

Одни его считают сумасшедшим,

Другие, кем он меньше ненавидим, —

Безумным смельчаком. Но ясно всем,

Что он уж не смирит разброд и смуту

Уздою власти.

Тайные убийства,

К его рукам прилипнув, их сковали.

За вероломство мстит ему мятеж.

Не из любви, а лишь из страха люди

Ему покорны. Чувствует он ныне,

Что сан повис на нем, как плащ гиганта

На вороватом карлике.

Понятно,

Какие чувства в нем мятутся, если

Сам дух его чумной клянет себя

За то, что в нем живет.

Идем и встретим

Того, кому служить нам долг велит,

Врача больной страны, с которым вместе

Прольем мы, чтоб отчизну исцелить,

Всю нашу кровь.

Иль столько, сколько нужно,

Чтоб царственный цветок вспоен был нами.

А плевел сгнил. — Вперед! Привал — в Бирнаме!

Уходят.

Дунсинан. Комната в замке.

Входят Макбет, врачи свита.

Я донесений слушать не хочу.

Пусть все бегут! Покуда к Дунсинану

Бирнам не подошел, я не унижусь

До страха пред Малькольмом. Он мальчишка

И женщиной рожден, а мне сказали

Всеведущие духи: "Будь бесстрашен.

Макбет для тех, кто женщиной рожден,

Неуязвим". Что ж, изменяйте, таны,

К эпикурейцам Англии бегите!

Мой разум тверд. Крепка рука моя.

Перед лицом беды не дрогну я.

Входит слуга.

Пусть дьявол закоптит тебя, бездельник!

Гусиная душа, с чего ты стал

Белей сметаны?

Там их десять тысяч…

Кого? Гусей, мерзавец?

Нет, солдат.

Трус, в кровь лицо ногтями расцарапай

И подрумянь свой страх! Каких солдат?

Иди к чертям с твоей творожной харей,

Вгоняющей в испуг! Каких солдат?

Британских, ваша милость…

Вон отсюда!

Слугауходит.

Эй, Сейтон! — А ведь сердце замирает.

Как вспомнишь… Сейтон! — Этот бой сегодня

Меня иль вознесет, иль сокрушит.

Немало пожил я: уже усеян

Земной мой путь листвой сухой и желтой,

Но спутников, столь нужных нам под старость,

Друзей, любви, почета и вниманья —

Не вижу я; зато вокруг проклятья,

Негромкие, но страшные, и лесть,

Которую хотело б, да не смеет

Отвергнуть сердце бедное. — Эй, Сейтон!

Входит Сейтон. 29

Я здесь, мой государь.

Какие вести?

Все донесенья подтвердились.

Буду

Сражаться я, пока с моих костей

Не срубят мясо. Дай-ка мне доспехи.