Бернард Шоу - Пьесы

Музыкант поспешно поднимается и низко кланяется.

А после этого всякий раз, когда я ошибусь, тебя будут бичевать. А если я буду так часто ошибаться, что за мной не поспеют тебя бичевать, тебя бросят в Нил, крокодилам. (Фтататите.) Дай арфистке золотую монету и отошли их.

МУЗЫКАНТ (растерянно) . Но истинное искусство нельзя принуждать.

ФТАТАТИТА. Что? Ты осмеливаешься спорить с царицей? Убирайся! (Выталкивает его.)

За музыкантом идет рабыня арфистка под общий хохот приближенных женщин и рабынь.

КЛЕОПАТРА. Ну, так кто же из вас может позабавить меня? Есть у вас рассказать что-нибудь новенькое?

ИРАС. Фтататита…

КЛЕОПАТРА. Ах, Фтататита, Фтататита! Вечно Фтататита! Опять какие-нибудь небылицы, чтоб восстановить меня против нее?

ИРАС. Нет, на этот раз Фтататита проявила добродетель.

Приближенные смеются, но не рабыни.

Потин пытался подкупить ее, чтобы она пропустила его к тебе.

КЛЕОПАТРА (гневно) . Ах, все вы торгуете моими аудиенциями! Точно я должна смотреть на тех, кто угоден вам, а не мне. Хотела бы я знать, сколько этой рабыне арфистке придется отдать из своего золота, прежде чем она выйдет из дворца?

ИРАС. Если хочешь, мы тебе это узнаем.

Приближенные смеются.

КЛЕОПАТРА (хмурясь) . Вы смеетесь? Берегитесь, берегитесь! Когда-нибудь я сумею заставить вас служить мне так, как служат Цезарю.

ХАРМИАНА. Горбоносый старикан!

Опять хохот.

КЛЕОПАТРА (разъяренная) . Молчать! Хармиана, тебе не пристало держать себя как маленькая египетская дурочка! Знаете ли вы, почему я позволяю вам болтать в моем присутствии все, что вам придет в голову, вместо того чтобы обращаться с вами так, как обращалась бы Фтататита, будь она царицей?

ХАРМИАНА. Потому что ты стараешься во всем подражать Цезарю, а он позволяет говорить ему все что вздумается.

КЛЕОПАТРА. Нет. А потому, что я спросила его однажды, почему он это делает? И он сказал: «Не мешай болтать твоим женщинам, и ты можешь многое узнать от них». – «А что же могу я узнать?» – спросила я. «Ты узнаешь, кто они», – сказал он. И, ах, если бы вы только видели глаза его, когда он произносил эти слова! Вы прямо в комочки сжались бы, жалкие ничтожества!

Они смеются.

(Клеопатра гневно накидывается на Ирас.) Над кем ты смеешься, надо мной или над Цезарем?

ИРАС. Над Цезарем.

КЛЕОПАТРА. Если бы ты не была дурой, ты бы смеялась надо мной; а если бы не была трусихой, ты бы не побоялась бы сказать мне это.

Возвращается Фтататита.

Фтататита, мне сказали, что Потин предлагал одарить тебя, если ты допустишь его ко мне.

ФТАТАТИТА (возмущенно). Клянусь богами предков моих…

КЛЕОПАТРА (властно обрывая ее). Сколько раз приказывала я тебе, чтобы ты не смела отпираться. Ты готова целый день взывать к богам твоих предков и призывать их в свидетели своих достоинств, если бы я тебе позволила. Поди возьми его золото и приведи Потина сюда.

Фтататита хочет возразить ей.

Не спорь. Иди!

Фтататита уходит. Клеопатра встает и начинает ходить взад и вперед, между креслом и дверью. Все поднимаются и стоят.

ИРАС (неохотно поднимаясь) . Ах, как бы мне хотелось, чтобы этот Цезарь уже был в Риме.

КЛЕОПАТРА (угрожающе). Это будет плохой день для всех нас, когда он уедет туда. О, если бы я не стыдилась показать ему, что сердце мое столь же безжалостно, как сердце отца моего, я бы заставила тебя раскаяться в этих словах. Зачем это тебе, чтобы он уехал?

ИРАС. Ты делаешься при нем такой ужасно скучной, ученой и философичной. А в нашем возрасте это хуже, чем быть святошей.

Приближенные смеются.

КЛЕОПАТРА. Перестаньте вы без конца кудахтать… Слышите? Прикусите языки.

ХАРМИАНА (с насмешливой покорностью). Хорошо, хорошо! Видно, всем уж нам придется взять себе в пример Цезаря.

Они снова хохочут. Клеопатра молча бесится и продолжает ходить взад и вперед. Фтататита возвращается с Потином, который останавливается на пороге.

ФТАТАТИТА (в дверях). Потин смиренно молит царицу преклонить слух…

КЛЕОПАТРА. Ну хорошо, хорошо! Довольно! Пусть он войдет. (Она опускается в свое кресло.)

Все садятся, кроме Потина, – он выходит на середину. Фтататита занимает свое прежнее место.

Итак, Потин? Что слышно нового о твоих друзьях-мятежниках?

ПОТИН (надменно) . Я не друг мятежу. К тому же пленник не знает новостей.

КЛЕОПАТРА. Ты пленник не больше, чем я, чем Цезарь. Вот уж шесть месяцев мой дворец осажден моими подданными. Тебе дозволено разгуливать по набережной среди воинов, а могу ли я ступить далее? Может ли Цезарь?

ПОТИН. Ты дитя, Клеопатра, и не понимаешь этого.

Приближенные смеются. Клеопатра смотрит на него непроницаемым взглядом.

ХАРМИАНА. Я вижу, ты не знаешь самой последней новости, Потин?

ПОТИН. Какой?

ХАРМИАНА. Что Клеопатра больше уж не дитя. Хочешь, я научу тебя, как в один день сделаться много старше и много, много умнее.

ПОТИН. Я предпочел бы стать умнее, не старея.

ХАРМИАНА. Так вот. Поднимись на вышку маяка и попроси кого-нибудь схватить тебя за волосы и бросить оттуда в море.

Приближенные смеются.

КЛЕОПАТРА. Это правда, Потин. Немало самодовольства смоется с тебя, когда ты выйдешь из волн на берег.

Приближенные смеются.

(Клеопатра гневно встает.) Идите прочь все! Я буду одна говорить с Потином! Фтататита, прогони их.

Они, смеясь, выбегают. Фтататита закрывает за ними дверь.

Ты чего ждешь?

ФТАТАТИТА. Не подобает царице оставаться с глазу на глаз…

КЛЕОПАТРА (обрывает ее). Фтататита! Или надо принести тебя в жертву богам отцов твоих, чтобы ты узнала, что царица Египта – я, а не ты?

ФТАТАТИТА (негодующе) . Вот и ты теперь такая же, как все. Тебе хочется быть тем, что эти римляне именуют передовой женщиной. (Уходит, хлопая дверью.)

КЛЕОПАТРА (садясь). Ну, Потин, зачем старался ты подкупить Фтататиту и проникнуть ко мне?

ПОТИН (смотрит на нее испытующе) . Клеопатра, то, что мне сказали, – правда: ты изменилась.

КЛЕОПАТРА. Попробуй, поговори с Цезарем полгода день за днем, и ты изменишься.

ПОТИН. Все говорят, что ты без ума от этого старика.

КЛЕОПАТРА. Без ума? Что это такое? Лишилась рассудка? О нет! Я бы хотела его лишиться.

ПОТИН. Ты хотела бы лишиться рассудка? Что ты хочешь сказать?

КЛЕОПАТРА. Когда я была безрассудной, я делала то, что мне было приятно, исключая те случаи, когда Фтататита била меня. Но и тогда я обманывала ее и украдкой делала по-своему. Теперь, когда Цезарь дал мне мудрость, мне нет дела до того, нравится мне что-то или не нравится: я делаю то, что должно делать, мне некогда думать о себе. Это не счастье, но это величие. Если Цезарь уедет, я полагаю, что сумею управлять египтянами, ибо то, что Цезарь для меня, то я для окружающих меня глупцов.