Бернард Шоу - Пьесы

РУФИЙ (ворчливо) . Ладно, ведь не для себя же я старался.

ЦЕЗАРЬ (нежно). Нет, Руфий, сын мой, для меня, конечно. Дабы почтить день моего рождения.

РУФИЙ (пренебрежительно) . День рождения! У тебя каждый раз день рождения, как только надо умаслить какую-нибудь смазливую девчонку или утихомирить какого-нибудь посла. За последние десять месяцев у тебя их семь было.

ЦЕЗАРЬ (сокрушенно) . Да, Руфий, это верно. Никак не могу отучить себя от этих маленьких хитростей.

РУФИЙ. Кто обедает с нами, кроме Клеопатры?

ЦЕЗАРЬ. Аполлодор, сицилиец.

РУФИЙ. Этот щелкопер?

ЦЕЗАРЬ. Полно. Этот щелкопер – забавный враль, всегда может рассказать что-нибудь, спеть песню и избавляет нас от труда расточать любезности Клеопатре. Что для нее два таких старых политика, эдакие лагерные медведи, вроде нас с тобой? Нет, Аполлодор в компании – чудесный малый, Руфий, чудесный малый.

РУФИЙ. Да, он немножко плавает, немножко фехтует… Мог бы и хуже быть. Вот если бы он еще научился держать язык на привязи!..

ЦЕЗАРЬ. Да пощадят его от этого боги. Ох, эта жизнь воина! Скучная, грубая жизнь – жизнь дела. Это самое худшее в нас, римлянах. Деляги, чернорабочие: пчелиный улей, обращенный в народ. То ли дело краснобай с таким умом и воображением, которые могут избавить человека от необходимости вечно что-нибудь делать!

РУФИЙ. Гм, сунулся бы он к тебе со всем этим после обеда! Ты замечаешь, что я пришел раньше, чем положено?

ЦЕЗАРЬ. Н-да, я сразу подумал, что это неспроста. Ну, что случилось?

РУФИЙ. Нас слышат здесь?

ЦЕЗАРЬ. Наше уединение располагает к подслушиванию, но это можно исправить. (Он дважды хлопает в ладоши.)

Занавеси раздвигаются, за ними открывается висячий сад, посреди которого стоит празднично убранный стол с четырьмя приборами – два на противоположных концах, два рядом. Конец стола, ближе к Цезарю и Руфию, уставлен золотыми ковшами и чашами. Величественный дворецкий наблюдает за целым штатом рабов, которые суетятся вокруг стола. По обе стороны сада идут колонны, и только в самой глубине – просвет, наподобие большой арки, ведущей на западный конец кровли, откуда открывается широкий горизонт. В глубине, посреди этой арки, на массивном пьедестале восседает бог Ра, с головой сокола, увенчанной аспидом и диском. У подножия его стоит алтарь из гладкого белого камня.

Ну вот, теперь нас видят все, и никому не придет в голову подслушивать нас. (Садится на ложе, которое принесли рабы.)

РУФИЙ (усаживаясь на свой табурет) . Потин хочет говорить с тобой. Советую тебе повидаться с ним: тут какие-то козни среди женщин.

ЦЕЗАРЬ. А кто это такой, Потин?

РУФИЙ. Да этот, у которого волосы как беличий мех, – поводырь маленького царька, твой пленник.

ЦЕЗАРЬ (досадливо) . И он не убежал?

РУФИЙ. Нет.

ЦЕЗАРЬ (грозно поднимаясь) . Почему? Зачем ты стережешь его, вместо того чтобы наблюдать за врагом? Разве не говорил я тебе, что пленникам надо всегда давать возможность бежать, если о них нет особых распоряжений. Ртов у нас и без него немало.

РУФИЙ. Верно! Если бы у тебя было немного здравого смысла и ты позволил бы мне перерезать ему горло, наши рационы были бы целее. Но, как бы там ни было, он бежать не хочет. Три караула грозили ему, что проткнут его пилумом, если он снова попадется им на глаза. Что они еще могут сделать? Он предпочитает оставаться и шпионить за нами. Так же поступил бы и я на его месте, если бы имел дело с военачальником, страдающим припадками великодушия.

ЦЕЗАРЬ (которому нечего возразить, садится снова) . Гм! И он хочет видеть меня?

РУФИЙ. Да. Я захватил его с собой. Он ждет там (показывает через плечо) , под стражей.

ЦЕЗАРЬ. И ты хочешь этого?

РУФИЙ (упрямо) . Я ничего не хочу. Полагаю, что ты поступишь так, как тебе нравится. Пожалуйста, не сваливай на меня.

ЦЕЗАРЬ (всем видом показывает, что он делает это только из желания угодить Руфию) . Ну хорошо, хорошо! Давай его сюда.

РУФИЙ (кричит) . Эй, стража! Отпустите пленника, пусть он идет сюда. (Подзывает рукой.) Иди сюда!

Входит Потин и недоверчиво останавливается между ними, переводя глаза с одного на другого.

ЦЕЗАРЬ (приветливо). А, Потин! Добро пожаловать! Что у тебя нового сегодня?

ПОТИН. Цезарь, я пришел предостеречь тебя от опасности и сделать тебе одно предложение.

ЦЕЗАРЬ. Брось опасности, давай предложение.

РУФИЙ. А ну тебя с предложениями! Говори, какая опасность?

ПОТИН. Ты думаешь, Цезарь, что Клеопатра предана тебе?

ЦЕЗАРЬ (внушительно) . Друг, я сам знаю, что думаю. Переходи к твоему предложению.

ПОТИН. Я буду говорить прямо. Не знаю, какие неведомые боги дали тебе силу защищать дворец и небольшой клочок берега против целого города и войска. Мы отрезали тебя от озера Мареотиса, но ты выкопал колодцы в соленых морских песках и черпаешь оттуда ведрами пресную воду, и мы узнали, что боги твои непобедимы и что ты можешь творить чудеса. Я ныне не угрожаю тебе…

РУФИЙ (насмешливо). Вот как! Очень великодушно с твоей стороны.

ПОТИН. Да будет так. Ты – повелитель. Наши боги послали нам северо-западные ветры, дабы ты остался в наших руках, но ты сильнее их.

ЦЕЗАРЬ (ласково понукая его, чтобы он перешел к делу). Да, да, мой друг. Что же дальше?

РУФИЙ. Выкладывай, человече. Что у тебя на уме?

ПОТИН. Я хочу сказать, что в твоем лагере есть предательница, Клеопатра…

ДВОРЕЦКИЙ (у стола провозглашает) . Царица!

Цезарь и Руфий встают.

РУФИЙ (в сторону Потина) . Тебе надо было выложить все это поскорей, дубина! Теперь поздно.

Клеопатра, в роскошнейшем одеянии, величественно появляется в арке колоннады и проходит мимо изображения Ра и мимо стола к Цезарю. Ее приближенные, возглавляемые домоправительницей Фтататитой, присоединяются к слугам у стола. Цезарь предлагает Клеопатре свое место. Она садится.

КЛЕОПАТРА (живо, увидев Потина). А он что здесь делает?

ЦЕЗАРЬ (усаживается рядом с ней в самом приветливом расположении духа). Только что начал мне что-то рассказывать о тебе. Ты сейчас услышишь. Продолжай, Потин.

ПОТИН (в замешательстве) . Цезарь… (Осекается.)

ЦЕЗАРЬ. Ну, говори.

ПОТИН. То, что я имею сказать, это для твоего слуха, а не для слуха царицы.

КЛЕОПАТРА (подавляя ярость) . Есть средства заставить тебя говорить. Берегись!

ПОТИН (вызывающе). Цезарь не прибегает к этим средствам.

ЦЕЗАРЬ. Друг, когда человеку в этом мире не терпится что-нибудь сказать, трудность не в том, чтобы заставить его говорить, а в том, чтобы помешать ему повторять это чаще, чем нужно. Позволь мне ознаменовать день моего рождения дарованием тебе свободы. Прощай! Мы больше не встретимся.