Валентина Борисова - Цветок живой, благоуханный… (сборник)

Укрывали поручика горы,
Их законы постичь он сумел.
И горянки не прятали взоры,
Их красу так никто не воспел.

Но на север с вершины Кавказа
Устремлялась свободно душа,
Неподвластная царским указам,
К русской ниве любовью дыша.

Зря грозили забвеньем поэту
Усмотрев в его гении зло.
И не кануло имя то в лету
А над миром, как солнце, взошло.

Вы, поручик, опасно шутили,
Заслужили немилость царей.
Вашей дерзости Вам не простили —
На войну снаряжайтесь скорей.

Енисейская ссылка покруче,
Кому выпадет что по судьбе.
На Кавказ отправляйтесь, поручик,
Упражняться в стихах и стрельбе.

Послужите России достойно,
Полно только бумагу марать.
Для того и придуманы войны,
Чтоб поэтов не множилась рать.

Ваша храбрость, гусар, вам зачтется.
Дар поэта зачтется вдвойне.
Ну, а если судьба отвернется,
Скажут просто – убит на войне.

Вы, поручик, опасно шутили.
Над своей надсмеялись судьбой.
В Петербурге спокойно б служили.
Не могли разве сладить с собой?
Не смогли значит сладить с собой!

В сорок первом был убит
Очень невезучий,
Лишь стихами знаменит,
Дуэлянт колючий.

Что ж, дуэль так уж дуэль,
Драться, значит драться.
Прав здесь тот, кто точно в цель
Сможет отстреляться.

Так судил жестокий свет,
Скорый на расправу.
На поэтов слал навет —
Не пришлись по нраву.

Что нам мнение господ,
Сердцем поостывших.
Из России в «черный год»,
Навсегда отбывших.

В сорок первом под Москвой,
Когда стыли реки,
Дуэлянт нас звал на бой
В новом грозном веке.

Разносились, как молва,
Поднимали знамя,
Те высокие слова:
«Не Москва ль за нами?!»

Перед Мишей Пензенским замерев, стою,
Был лихим наездником – правды не таю.
Из таких разборок выходил живым,
В битве был не робок – восхищались им.

Не монарх на троне —
С властью не в ладах,
И не вор в законе —
Был не при делах.
За какие доблести
Он одет в гранит?
Из-за чьей-то подлости
Молодым убит.
За базар ответил
Честно и сполна.
Пулей друг отметил —
Вздыбилась волна.
Горы голосили:
«Лермонтов убит?!»
За любовь к России
Он одет в гранит.

Разминировали Пушкина саперы,
Жизнь вернулась на круги своя.
Встали из руин Святые горы,
Древние предания тая.
«Свято место пусто не бывает» —
Истина библейская верна.
Пушкинское слово прорастает
Колосом тяжелым от зерна.
Сытые не хлебом лишь единым,
Пытаны на прочность как броня,
Возрождались мы, непобедимы,
В сердце верность Пушкину храня.

Черная речка – прощальные речи,
Тускло горят поминальные свечи.
Сквозь завыванье февральской метели
Трудно расслышать весенние трели.
День Вознесения все же настанет.
С новою силой весна дружно грянет,
И мы увидим: дуб зеленеет
У лукоморья, и цепь не ржавеет,
Кот по цепи той по-прежнему ходит:
Сказку расскажет – песню заводит,
И с пьедестала сам Пушкин к нам сходит.

Крылов и Пушкин рядом,
Как добрые друзья,
Нас провожают взглядом.
Их заменить нельзя.

Застывшие в скульптуре
И в памяти у нас,
Они в литературе
Живые и сейчас.

А мы проходим мимо
Томов, стоящих в ряд.
Все ищем анонима,
Что их затмит – навряд!

Затмения бывают
На солнце и в умах,
И звезды остывают
И прячутся впотьмах.

Но как бы тьма ни мстила
За черный свой окрас,
Могучее светило
Все согревает нас.

Усталые калеки,
Запутавшись во лжи,
Придем в библиотеки,
Попросим: «Подскажи!»

Крылов Иван Андреевич
Нас басней удивит.
Сам Александр Сергеевич
Пером благословит.
За наше словоблудье
Они нас пожурят.
Не строгие к нам судьи
Прощеньем одарят.
Мы выйдем из читальни,
Прозревшие душой.
И мир не виртуальный,
А подлинный, большой,
Нам станет не опасен —
Ведь живы в нем пока
Мораль Крыловских басен
И Пушкина строка.

«Подруга дней моих суровых», —
Читал по радио актер.
Старушка слушала, при слове
«Голубка» будто кто-то стер
С лица глубокие морщины,
В глазах зажегся огонек.
Теперь для грусти нет причины.
Свершить кто чудо это смог?
Пусть одряхлела, но голубкой
Ее пред миром нарекли.
Крестила лоб рукою хрупкой,
И слезы радости текли
По выцветшим щекам старушки.
Родней забытая своей,
Она прощала всех – сам Пушкин
Сказал, что будет веселей!