Сергей Кречетов - Четыре туберозы

В частности, З. Н. Гиппиус (тогда ещё под псевдонимом А. Крайний), через несколько лет сама сотрудница декадентского журнала «Весы», выпускавшегося издательством круга В. Я. Брюсова «Скорпион», в статье 1903 г. «Два зверя» [43] Т. е. «Скорпион» и «Гриф». упрекает в банальности некую юную писательницу-декадентку из альманаха «Гриф», чьего имени он(а) не указывает, однако догадаться, о ком идёт речь, не представляет затруднений: «Вот рассказ „Осень“ — дамы-декадентки. Будь рассказ напечатан в „Ниве“, „Севере“ — никому бы и в голову не пришло, что тут „новая сила“ стремится к „неизведанному“. Вот послушайте: „Он — был молод, ещё верил в любовь“, „сладко благоухали липы“, „но скоро липы отцвели“, „настали серые дождливые дни“, „какая-то мучительная тоска прокралась ему в душу“, и когда она спрашивала: „ты любишь меня?“ — он уже „улыбался безжизненной улыбкой: твои поцелуи лгут“… „а ветер глухо хохотал над человеком, который поздней осенью тоскует о весенних цветах“. И кончено. Точка. Над этой осенью не захохочут даже присяжные рецензенты, считающие своим долгом над декадентами хохотать. Увы, печать проклятия, банальности лежит и на самых даровитых, „старых“ декадентских писателях» [44] Антон Крайний (З. Гиппиус). Литературный дневник. 1899–1907 гг. СПб., 1908 г. . Ещё в 1914 г. издательство «Гриф» готовило к выпуску вторую книгу рассказов Н. И. Петровской «Разбитое зеркало», однако ей так и не суждено было состояться, и думается, не только в связи с отъездом автора за границу и упразднением издательства перед войной, а и в связи с тем, что это попросту не представляло ни для кого интереса.

Сегодняшние мнения относительно одарённости рассматриваемой писательницы ничем не лучше: «Нина Петровская к моменту знакомства с Валерием Брюсовым была замужем за владельцем издательства „Гриф“ Сергеем Соколовым (Кречетовым), поэтому пробовала свои силы в литературе, но особых писательских талантов не проявила. Зато она прекрасно вписалась в богемный круг с его культами чёрной магии, спиритизма и эротики, бурлившей под соблазнительным и отчасти лицемерным покровом мистического служения Прекрасной Даме» (Е. Чиркова); «Практически полное отсутствие литературного дара не помешало ей написать и издать сборник рассказов…» (М. Куропаткина, «Тайны смертей русских поэтов»).

Написано о Н. И. Петровской достаточно много, прежде всего, в связи с её взаимоотношениями с А. Белым [45] В частности, см. о ней: Мочульский К. В. Андрей Белый. Париж, 1955; Дёмин В. Н. Андрей Белый. М., Молодая гвардия, 2007 (ЖЗЛ) (с. 72–77). и В. Я. Брюсовым [46] Из последнего — вплоть до отдельных фраз основанная на воспоминаниях Н. И. Петровской новелла «Бедная Нина или Куртизанка из любви к людям искусства (Нина Петровская)» из беллетристической книги Е. Арсеньевой «Русские куртизанки» (М., Эксмо, 2009). (Хотя мы бы поостереглись вешать на Н. И. Петровскую этикетку «куртизанки» — сост.). , перемежавшимися кратковременными романами с К. Д. Бальмонтом, А. И. Тиняковым, С. А. Ауслендером… Её воспоминания, переписка, а также отрывочные и полные оценки и воспоминания о ней современников и исследовательские комментарии ко всем этим материалам сравнительно интенсивно публиковались. Однако её художественные произведения, прежде всего, вышедший в издательстве «Гриф» в 1908 г. единственный сборник рассказов «Sanctus Amor» («Святая любовь»), в течение столетия упорно обходились стороной [47] На тенденциозное игнорирование авторского голоса Н. И. Петровской и навязывание ей вместо него статуса «символа и жертвы эпохи» обращает внимание финская исследовательница К. Эконен в книге «Творец, женщина, субъект: Стратегии женского письма в русском символизме», М., Новое литературное обозрение, 2011. Пока настоящий сборник находился в процессе подготовки к печати, его выход опередила появившаяся в издательстве «Б.С.Г.-Пресс» книга Н. И. Петровской «Разбитое зеркало: Проза. Мемуары. Критика». . Отчего? Вероятно, оттого, что маргинальная уже при жизни фигура Н. И. Петровской после её смерти не представляла ни для кого особого интереса; важнее было дополнить оставленными ею свидетельствами сведения о знаменитых современниках. Единственное известное нам исключение составляют лишь три рассказа, в 1990 г. перепечатанные из второго выпуска альманаха «Гриф» в антологии прозы московских авторов рубежа XIX–XX столетий [48] Юлия, или встречи под Новодевичьим. Московская романтическая повесть конца XIX — начала XX века. М., Московский рабочий, 1990 (с. 213–225). , а также рассказ «Бродяга» из сборника «Sanctus Amor», напечатанный в том же году в ещё одном подобном сборнике [49] Русская новелла начала XX века. М., Советская Россия, 1990 (с. 174–179). . Они также приводятся в настоящем издании ради полноты картины.

Маргинализации фигуры Н. И. Петровской поспособствовали, в первую очередь, два явления: её собственный образ жизни, в котором события, а затем и констатация их в воспоминаниях и письмах неотделимы от её литературного стиля, а также, несомненно, образ ведьмы Ренаты, чьим прототипом в знаменитом романе В. Я. Брюсова «Огненный ангел» она послужила. Надо сказать, что и впоследствии Н. И. Петровская сама приложила все усилия для того, чтобы поддержать этот образ: так, в итальянской эмиграции она перешла в католичество под именем Ренаты — поступок, казалось бы, двойственный: крещение, но крещение под именем ведьмы, пусть даже и вымышленной. Между тем, с маргинальной точки зрения, можно рассудить, что Рената являлась ведьмой только внешне, тогда как по символистским, декадентским, богоискательским и мистическим меркам такая ведьма — суть праведница.

Её жизнь была неотличима от её творчества: художественного, мемуарного — какого угодно. И художественные произведения, и журнальные рецензии, и письма, и воспоминания, и, наконец, сама жизнь Н. И. Петровской написаны единым почерком. А через строки лейтмотивом проходит страшная догадка: взаимопонимание двух любящих ныне больше не возможно. Дело в том, что к нашему времени сильнейшим образом девальвировались значения слов в языке. Они необычайно растянулись и, вместе с тем, соответственно, истончились. Сегодняшний любящий, равно как и сегодняшний автор, хоть однажды в жизни заметит, как ловит себя на том наблюдении, что он не в силах ничего выразить вследствие, нет, не отсутствия глубоких чувств, а… элементарной нехватки адекватных оным языковых средств. Исходя из этого, ему приходится прибегать к разного рода «плетениям словес», будь то бесконечные распространения, разъяснения, многочисленные средства для создания и передачи оттенков и впечатлений, и вот, как результат, — «толстовские предложения». Но тем ценнее и оказывается проза Н. И. Петровской — предельно лаконичная, нарочито сдержанная в речевом отношении и лишённая какой бы то ни было «плетистости» и витиеватости. Точно бы серая и неприметная — она этой своей неприметностью, этой своей незагромождённостью и непосредственно детской способностью к наблюдению над деталью наносит наиболее прицельный и выверенный удар. Её предельная экзальтация именно в этой неприметности. Блуждающими под слоем серо-снежного пепла беспробудного отчаяния угадываются бьющиеся взаперти воспалённые языки стеснённого пламени, живущего действием чар жрицы Огненного Ангела.