Борис Ласкин - Избранное

— Передайте: жди меня в декабре.

— Ждите супругу в декабре. Да. Все. Пожалуйста… Минуточку, минуточку, девушка, не разъединяйте. Павел! У меня к вам просьба. У вас там есть прямая связь с бухтой Тикси? Есть? Отлично!.. А то я со своей базой говорил, забыл сообщить. Передайте, пожалуйста, радисту Хромову, он уж там полгода сидит работает, что он стал папашей… Что?.. Какая мамаша? Я говорю — папаша. А? Дочь! Да. Что?.. Какой вес? Кого? Хромова?.. Ах, дочки?.. Сейчас гляну, у меня где-то записано… — Никитин достал записную книжку: — Вот он, вес. Двести килограммов. Что?.. Крупноват ребенок?.. Ох, виноват! Это не то. Это огородные семена. Вот он, вес. Три кило триста. Что?.. Нормальный вес. Хороший. Я сам больше не весил в свое время. Ну, ладно, бывайте здоровы! Привет!..

Никитин повесил трубку и в полном изнеможении вышел из кабины.

1951

Телеграммы были самые разные. И деловые, и поздравительные, и ласковые. Они кончались словами: «Привет, жму руку», «Целую». Последних было почему-то особенно много. Потом еще попадались слова — «лапочка», «солнышко», «зайчик».

Люба часто удивлялась — сколько существует на свете смешных и ласковых слов.

Если телеграмма была очень забавной, Люба на мгновение поднимала глаза на автора телеграммы и почти всегда встречала застенчивую улыбку.

Когда началась война, Люба попросилась на фронт, но ее не пустили, и она по-прежнему принимала телеграммы, которые вдруг стали совсем другими. Война жила в ее телеграммах. Их было по-прежнему много, но слова были новые.

Когда фронт был близко, под Москвой, к Любиному окошку подбегали офицеры в полушубках, с обветренными лицами. Они улыбались Любе и давали телеграммы. Адреса были дальние — Свердловск, Челябинск, Иркутск. Эти телеграммы были очень хорошие. Одну из них, в Ташкент, Люба даже запомнила наизусть:

«Победа будет за нами, желаю здоровья, целую, когда приедете — обязательно привезите дыню».

Телеграмма очень утешила Любу. Сводки были суровые и тревожные, а парень в полушубке уже требовал дыню.

Потом телеграмм, похожих на эту, стало больше и больше, и Люба уже не запоминала их.

В конце апреля сорок пятого Любе исполнился двадцать один год. К ней пришли подруги. Они пили чай, сладкое вино и веселились. Настроение было такое, что и не передать! До полной победы оставалось несколько дней. Это чувствовалось во всем, даже в телеграммах.

И Победа пришла!

В памяти Любы навсегда сохранился майский вечер, когда над городом гремел салют из тысячи орудий. Разноцветные лучи прожекторов скрещивались в небе, и казалось, что над всей Москвой построена огромная беседка. Люди стояли под ее сводами тесно, плечом к плечу, и, вероятно, от такой веселой тесноты беседка, сотканная из лучей, представлялась Любе маленькой, возведенной только для нее.

Сколько было в эти дни телеграмм!..

Они лежали горой на ее столе. Телеграфные аппараты стрекотали без умолку, передавая счастливое слово «победа».

Так начались мирные дни. Тысячи телеграмм принимала Люба. Она мельком прочитывала их и видела, как в телеграммах воскресала жизнь. Города, искалеченные войной, начали поднимать плечи. Над пепелищами деревень зазвенели топоры.

Люба не выезжала из Москвы, но все, что происходило далеко, за сотни километров, она видела у себя, в телеграммах. «Люди выехали», «Железо отгружено», «Архитектурный проект утвержден», «Поздравляем восстановлением завода, выпуском первого трактора» — такие телеграммы давали все чаще и чаще.

А потом, когда в Кремле заседала сессия Верховного Совета, в телеграммах появилось слово «пятилетка». Оно стало встречаться так часто, как в недавнем прошлом слово «победа». К Любе приходили инженеры и хозяйственники. У них было мало времени. Один просил ускорить погрузку автопокрышек, другой требовал смету, третий сообщал цифры, целые колонки цифр.

Люба принимала телеграммы, и ей хотелось помочь каждому — и этому со сметой, и этому с погрузкой автопокрышек. Но люди, видимо, мало на нее рассчитывали. Они давали телеграммы и исчезали так же быстро, как появлялись.

Как-то раз в ее окошко заглянул военный. Она заметила погоны капитана и приятное, неуловимо знакомое лицо. Впрочем, ей это, быть может, только показалось. Капитан дал ей какую-то телеграмму. Люба медленно считала слова и старалась вспомнить, где и когда она видела этого человека.

А капитан долго смотрел на склоненную голову Любы, и если бы кто-нибудь поглядел на него со стороны, он бы непременно заметил, что капитан любуется этой маленькой девушкой, сосредоточенной и быстрой.

— Пять двадцать пять, — сказала Люба и встретила его взгляд.

Капитан уплатил, взял квитанцию, чуть улыбнулся, сказал «спасибо» и ушел.

Люба приподнялась, проводила его глазами и вдруг поймала себя на мысли о том, что ей хочется, чтобы он забыл взять сдачу, чтобы… чтобы он просто вернулся.

На другой день он пришел опять. Люба улыбнулась. А он почему-то смутился и спросил:

— Можно сдать телеграмму?

— Да, конечно, — сказала Люба, — пожалуйста.

Тогда капитан взял бланк, подумал и написал несколько строк. Люба приняла телеграмму и стала считать слова, подчеркивая их пером. В телеграмме было написано:

«Я совсем одинокий, ответьте, есть ли у меня надежда. Алексей».

Люба прочла адрес — Малая Молчановка, дом 8…

— Вы забыли указать фамилию адресата, — сказала она, не глядя на капитана.

— Фамилию? — капитан помедлил. — Иванова.

Он получил квитанцию и ушел.

— Иванова, — повторила Люба, — странно как… И я Иванова. Но адрес, — она вздохнула, — адрес совсем другой…

Она снова перечитала телеграмму и вдруг совсем неожиданно подумала о себе. Ей уже исполнилось двадцать два года. Она уже очень давно работает, принимает телеграммы, помогает людям признаваться в любви, побеждать разлуку, верить, надеяться… Но все это другим.

Она держала в руках телеграмму: «Я совсем одинокий…»

Капитан пришел через два дня. Он поздоровался с Любой и подал заранее написанную телеграмму:

«Неужели вы мне даже не ответите. Я жду. Алексей».

Адрес был тот же.

Люба приняла телеграмму, и капитан ушел. Он оглянулся на ходу, и лицо его снова показалось Любе знакомым.

И тогда ей пришла в голову мысль. Она взяла чистый бланк и решительно написала несколько слов…

Капитан зашел на следующий день. Он подал телеграмму и сразу протянул ветку мимозы.

— Спасибо, что вы!.. — сказала Люба и покраснела.

В телеграмме было написано:

«Я понимаю, мы почти не знаем друг друга, но я все равно хочу надеяться. Алексей».

Люба считала слова и чувствовала, как стучит у нее сердце. Потом, после его ухода, она поняла, что взволновало ее. «Они» были мало знакомы. «Они» почти не знали друг друга. А он… он хороший человек, но, видно, совсем без самолюбия!..