Борис Ласкин - Избранное

Здесь мы вновь обращаем пристальный взгляд в научную сферу и решаемся заявить, что указанный процесс, начало которого мы достаточно подробно описали, имеет широко известное в наши дни название — цепная реакция.

Не обладая, как уже было сказано, глубокими познаниями в физике вообще и в атомной физике в частности, мы не берем на себя смелость сколько-нибудь обстоятельно расшифровать понятие «цепная реакция». Для удобства и ясности мы переводим эту формулу в разряд чисто бытовой. Одно за другое цепляется, и вот что получается…

Перечитав предыдущую фразу и с сожалением отметив, что она малость нарушает академический стиль нашего рассказа, мы тем не менее оставляем ее в тексте, ибо мудрый ее смысл не вызывает сомнений.

А сейчас, любезный читатель, мы на некоторое время возвращаемся в кабинет Лопухова, так сказать, к истоку всей цепи событий, которые тем временем продолжают развиваться уже вне нашего поля зрения, вовлекая по пути все новых участников, в том числе и упомянутого нами П. П. Мурашкина.

Вернувшись к первоисточнику, мы вспоминаем библейскую фразу: «Сначала было слово».

О могучей силе слова много было и сказано, и написано. Не будем повторяться. Однако вспомним, на что способно человеческое слово…

Слово может обидеть и утешить, ранить и вылечить, поднять и унизить, убить и воскресить.

Можно с полной уверенностью сказать, что, если бы начальник главка Лопухов в разговоре со своим подчиненным не злоупотребил силой слова, не пришлось бы ни одному из живых звеньев цепной реакции кричать, портить себе и другим нервы, хвататься за сердце, принимать валидол, проливать слезы обиды.

Приходится, к сожалению, сказать сегодня, что имеют еще место некие явления, в результате которых можно услышать такую примерно фразу: «Так со мной человек по-хамски обошелся, так наорал, так нагрубил, что я третий день больной хожу».

Право же, вовсе не требуется быть крупным знатоком медицины, дабы понять, что слово ободряющее, спокойное, веское способно добавить человеку и оптимизма, и душевного здоровья, и веры в себя.

И наоборот — легко представить себе человека, который наметил на день ряд полезных и весьма приятных мероприятий: завершить начатую работу, купить букет цветов супруге, вечерком побриться, надеть новый костюм и всем семейством отправиться в гости к приятелям…

Но, вкусив поутру изрядную порцию грубости, человек с горечью отмечает, что работа почему-то нынче не спорится, по дороге домой он равнодушно проходит мимо цветочного магазина, дома ему лень бриться и неохота идти в гости. Он хмуро смотрит на жену и, швырнув в угол книжку, ложится спать. Он долго не может заснуть. Ворочаясь с боку на бок, он лежит и думает, вероятно, о том же самом, о чем думаем и мы.

Строгость и грубость — совсем не одно и то же. Что касается слова строгого, то оно соседствует в нашем быту с добрым словом точно так же, как нитроглицерин с ландышевыми каплями в аптекарском складе. Но нужно помнить, что первое из них — сильнодействующее, и посему обращаться с ним надо с большой осторожностью, памятуя о дозировке и о том, кому оно предназначено.

Никогда не следует забывать о том, что неумелое обращение с сильнодействующими средствами способно привести к тому, что по ходу цепной реакции один из самых отдаленных ее отзвуков может ненароком ударить по затылку ни в чем не повинного и очень славного паренька.

1956

Вернувшись с послеобеденной прогулки, Николай Илларионович Хвостухин — плотный, лысоватый здоровяк лет сорока пяти, раздеваясь в передней, заметил на вешалке мужское пальто. Размышляя, кто бы это мог пожаловать, Хвостухин увидел свою жену Раису Павловну. Она шла ему навстречу, приложив палец к губам.

— Коля, подожди минуточку.

— Что случилось?

— Тише. К тебе приехал какой-то товарищ.

— Кто?.. Какой товарищ?

— Товарищ детских лет.

— Каких детских лет?

— Боже мой, твоих детских лет. Твой друг детства.

Хвостухин посмотрел на висящее пальто, словно ожидая, что оно сообщит ему хотя бы краткие сведения о своем владельце.

— Фамилию не назвал?

— Назвал, когда здоровался, но я уже забыла. Он сказал, что вы вместе росли, учились…

— Что же ты его фамилию забыла? — недовольно проворчал Хвостухин, кивнув в сторону пальто.

— Увидишь его и вспомнишь.

— Где он?

— В столовой сидит.

— А зачем приехал, не сказал?

— Понятия не имею. Коля, я тебя прошу, ты с ним, пожалуйста, покороче. Вот я кладу тебе в наружный карманчик билеты, видишь?.. В случае чего, просто покажи ему билеты и объясни, что мы торопимся в театр. И все. А я пока пойду одеваться.

Хвостухин заглянул в полуоткрытую дверь столовой. На диване, перелистывая журнал, сидел совершенно незнакомый человек. «Кто же это такой? — усиленно думал Хвостухин, разглядывая гостя. — По годам вроде мне ровесник, а кто — ума не приложу!»

Хвостухин махнул рукой и решительно, как купальщик в студеную воду, вошел в столовую.

— Виноват, — произнес он с напускным оживлением, — это кто же такой сидит?..

Отложив журнал, гость поднялся с дивана.

— Николай!.. Здорово! Здорово, старик!..

Заключив Хвостухина в объятия, гость не заметил явно озадаченного выражения на лице хозяина. «Понятия не имею, кто меня обнимает», — говорил его взгляд. Хозяин смущенно улыбался.

— Батюшки мои! Кого я вижу! Кого я вижу! — восклицал Хвостухин, тряся руку гостю.

— Не узнал? — весело удивился гость.

— Погоди, погоди…

— Вижу, что не узнал. Ну, вспоминай. Я подожду.

Силясь вспомнить, Хвостухин бормотал:

— Погоди, погоди…

— Гришку Соколова помнишь? — спросил гость.

Облегченно вздохнув, Хвостухин опустился на стул.

— Фу ты господи!.. Здорово, Гришка! Насилу узнал.

— Не может быть.

— Слово даю.

— Не может быть, что ты меня узнал.

— Почему?

— Потому что я не Гришка.

— Как?

— Да так уж, не Гришка.

— Ладно. Довольно меня разыгрывать.

— Зачем же мне тебя разыгрывать? — пожал плечами гость. — Я про Гришку потому спросил, что его-то уж ни с кем не спутаешь. Такая уж у него внешность неповторимая.

Хвостухин смутился.

— Хотя да… Тот был светлый совсем.

— Гришка-то?.. Жгучий брюнет.

— Вот я и говорю — такой светлый… жгучий, — краснея, пролепетал Хвостухин.

— Ну, ладно, — гость хлопнул хозяина по плечу, — так уж и быть, сознаюсь. Димку Виноградова помнишь?

Ожидая подвоха, Хвостухин подмигнул гостю:

— Димку-то я помню, только ты не Димка.

— Вот тебе и раз!.. А кто же я такой, по-твоему?..

«Если бы я знал, кто ты такой», — подумал Хвостухин и неуверенно сказал:

— Если ты Димка, покажи паспорт.

Гость нахмурился.