Александр Галин - Лицо

Брагин. Я дал визитную карточку, сказал: я президент банка, работаю, по соседству – она так вся аж раздулась. Оказалось, кроме детской школы, у них был ещё вечерний класс для взрослых…

Дранков. Бордель? Адрес школы, пожалуйста.

Брагин. Дашенька говорит: «Вечером приходят взрослые и рисуют с натуры…» Пиво, водку они пили после сеанса. Назывался класс для взрослых «Обнажённая натура».

Дранков. Адрес! Немедленно.

Брагин. Я спрашиваю: «А можно мне записаться в класс “Обнажённая натура”?» Говорю, я в душе негоциант, за ценой не постою. Она, помню, заволновалась… губы облизала…

Дранков. Да-да! Пересохшие от жажды губы!

Соловьёва. Я бы тоже попила чего-нибудь. Шура, давай выпьем кофе и пойдём.

Дранков. Спасибо, милая, я – вина… Облизала она губы, и что?

Соловьёва. Дальше вы как-нибудь в другой раз без меня поговорите. (Брагину.) Кто сюда придёт? Эта Дашенька?

Дранков. Дай выслушать человека, не перебивай.

Соловьёва (Брагину). Что вы ему всё время подливаете?

Брагин. Это итальянское.

Дранков (Соловьёвой). Оно не хуже твоего бордо. (Брагину.) Я, дорогой мой, вообще-то фанат тосканских вин, кьянти, но обязательно кьянти надо залакировать коньяком.

Соловьёва. Никакого коньяка!

Дранков. Вы меня слушайте. Несколько граммов коньяка.

Брагин осторожно налил ему коньяка. Дранков выпил.

Благодарю. Ну и что? Облизала она губы…

Соловьёва. Скажи, для тебя важно, что какая-то директорша облизала губы, и надо тридцать второй раз об этом повторять? У Таньки важная операция, а я тут сижу и слушаю, как какая-то директорша облизывает губы!

Дранков. Елена Анатольевна, для психиатра всё важно. Вся сила психоанализа – в деталях. (Кивает на Брагина.) Он это правильно подметил, это очень важная деталь.

У Соловьёвой звонит телефон.

Соловьёва (по телефону). Ну посмотрел? Говори… (Отходит.)

Дранков (Брагину). Продолжайте.

Брагин. Она облизывает губы и спрашивает: «Зачем вам обнажённая натура?»

Дранков. Это вы-ы-зов!

Брагин. Я это как сейчас помню: в тот момент что-то мне в голову ударило, думаю – сижу на сумасшедших деньгах, все вокруг воруют, жируют… да пропадите вы все пропадом! Короче, я сказал ей: «Мне близки передвижники, и поэтому я буду передвигать тебя во всех видах и композициях…»

Дранков. Она?

Брагин. «…и за это я возьму на полное довольствие вашу школу».

Дранков. Что она?

Брагин. Не надо школу, сказала, меня возьмите. И без какой-либо подготовки молча вышла из сарафана.

Дранков (волнуясь). Та-а-к…

Соловьёва (возвращаясь, по телефону). Ага, это нормально. Хорошо, Алёша, спасибо… Да, сегодня буду в клинике. Господи, чуть не забыла, а ты не напомнишь. Найди мне томографию этой… губернаторши, кажется. Перезвони.

Выключает телефон.

Шура, вставай!

Дранков (Соловьёвой). Подожди. (Брагину.) Дашенька вышла из сарафана, и что? Сразу стала позировать?

Брагин. Ну… несколько позиций… было продемонстрировано. «Я готова вам в дальнейшем позировать, – сказала, – но не здесь, не в кабинете». Сказала, ей было бы удобнее позировать в Испании.

Дранков. Увы… наша молодёжь… и этот русский стиль…

Брагин. Запросы у девушки оказались большие. Я распечатал счета хозяина – подписал себе смертный приговор. Моя жена по-любому должна была стать вдовой, пришёл к ней сказал: прости, ухожу. Она – ни слухом, ни духом, села с открытым ртом. Я за дверь – и к Елене Анатольевне, в Ларнаку. Потом документы румынские выправил. Во-о-от… С тех пор появился на свет божий красивый румынский парень Арнольд.

Соловьёва (Брагину). Вы такой же, как все! Мужик не успеет здесь разбогатеть – сразу жену меняет… И что? Начали новую жизнь с наложницей, или как её – с натурщицей, которая на богатых мужиков облизывала губы?

Брагин. Всё так.

Соловьёва. Я вот что вам скажу. Если вы эту… свою Дашеньку спонсируете, то я пас. Даже не просите! От меня три раза уходили мужья, обвешанные такими же пиявками. Дам ей Рувима, он достойный хирург. Я прослежу, не волнуйтесь.

Дранков. Сочувствую нашим мужчинам. Мы ведь все романтики и очень любим живопись. Кстати о живописи…

Соловьёва. Шура, всё!

Дранков. Подожди! (Поднимает бокал.) И всё-таки за передвижников!

Чокаются. Дранков пьёт.

А что же вы только чокаетесь и не пьёте?

Брагин. Шура… У меня впереди встреча с женщиной…

Соловьёва. Всё, Шура, вставай.

Дранков. Я только начал знакомиться с пациентом. (Брагину.) Слушайте, голубчик, я займусь вами по-настоящему. Наливайте, наливайте.

Соловьёва. Нам пора, я сказала. Услышь меня: у Таньки такая важная операция! Мне за эту тётку, знаешь, какой дядька звонил?

Дранков. Жаль, что это аргумент для тебя.

Брагин подлил ему, поднялся с бокалом.

Брагин. Елена Анатольевна, секундочку ещё. Вы мне когда-то очень помогли…

Соловьёва. Да бросьте вы! Перекроила лицо – получила хорошие деньги. Мне по большому счёту всё равно: власть, бизнес, их жёны, их девки… Какая мне разница!

Дранков. Лялька, иногда я слушаю тебя и задаю себе вопрос: с кем я живу вот уже четыре года? Мне много лет, а каждый год с такой женщиной, как ты, идёт за два.

Соловьёва. С какой «такой»?!

Брагин садится.

Дранков. Ты великолепный врач, феноменальный хирург… Когда-то ты ездила в горячие точки – собирала по частям лица солдат, этих несчастных мальчиков. Это тоже была ты. В кого мы все тут превратились, господа медики?!

Соловьёва. Речь святого великомученика Александра!

Дранков. И что такого важного, если Танька делает операцию не женщине из автобуса или метро, а из мерседеса. Я тебе говорил, надо было Таньку послать в провинциальную больницу, а не держать здесь, для элитных проституток.

Соловьёва. Она пластический хирург, кого ей в провинции оперировать?

Дранков. Провинциалок. Ты сама откуда? Твой Краснодар, это что, столица мира? Я петербуржец. Провинциал.

Соловьёва. Вставай, провинциал!

Дранков. Ты обслуживаешь элиту за дикие гонорары, а я готов принципиально лечить этого человека за рюмку коньяка. Мы с тобой базисно разошлись, мы не совпадаем!

Соловьёва. Всё! Больше ему никакого коньяка! Всё! А насчёт вашей протеже мы, значит, договорились: присылайте её в Ларнаку. Обрадуйте мамзель, что оперироваться она будет на Кипре. (Дранкову.) Профессор, пора домой.