Юджин О'Нил - Жажда

Он бросает меню в море — темным пятном оно исчезает в зеркальной воде.

Откуда оно у вас? И надо же — дать его мне, будто и так мало горя!

Джентльмен. Извините, но шутка была так остроумна, что я не мог ей не поделиться. Вы спросили, откуда оно у меня. Сейчас расскажу, это придаст шутке ещё более горький привкус. Помните момент кораблекрушения: мы были в салоне, и вы пели, по-моему что-то популярное.

Танцовщица. Да, ей я начинала лондонскую программу во дворце.

Джентльмен. Вы пели — и были прекрасны, Помню, как какая-то женщина справа сказала: «Как хороша! Интересно, она замужем?» Вот ведь какой идиотизм остается в памяти, а важные воспоминания улетучивается и перепутываются. С нами — трагедия! А в памяти какая-то идиотская реплика — да такое можно услышать где угодно.

Танцовщица. Со мной тоже самое. На борту после крушения был такой толстенький лысый человечек. Люди дрались из-за места в лодке, а этот бедный человечек стоял один, и его круглое лицо пылало от гнева. Он все повторял громко и сердито: «Я опоздал. Я должен дать телеграмму. Я не могу этого не сделать!» Он все еще сокрушался по поводу сорвавшегося свидания, как вдруг толпа надавила, сбила его с ног и — в море. Я вижу его и сейчас, только его и капитана.

Джентльмен (продолжая свой рассказ упавшим голосом) . А вы — вы были прекрасны. Я поражённо смотрел на вас — какая женщина! Видите: знаком не был, но когда гулял по палубе, всегда смотрел. А потом крушение — это ужасное глупое крушение. Нас всех швырнуло на пол, потом крики, проклятья, женщины в обмороке, треск шпангоутов. Смутно помню, как побежал в каюту за бумажником. Должно быть, тогда-то схватил вместо него это меню. Прыгаю в лодку, но там нас слишком много, и вот она уже идет ко дну. Тогда плыву к другой, а меня от нее — веслами! Но вот она тоже идет ко дну. А потом бульканье, захлёбывающиеся люди, крики! Вдруг что-то огромное промелькнуло мимо меня, и на воде — такой блестящий фосфоресцирующий след. Женщина — она плыла рядом в спасательном поясе — издала ужасный крик и пропала. И тогда я понял — акулы! От страха чуть с ума не сошёл, но не остановился, а стал яростно колотить руками по воде. Корабль уже исчез в волнах. Я плыл и плыл с одной только мыслью — прочь от всего этого ужаса. Вдруг вижу рядом что-то белое, хватаюсь — и взобрался. Это и был плот, а на нем — вы и он. А потом я отключился. И надо же: после такого кошмара в голове осталась эта идиотская реплика женщины в салоне. Что мы за люди!

Танцовщица. А я, когда это случилось, тоже бросилась в каюту. Захватила его, (показывает на бриллиантовое ожерелье) надела и — на палубу. Остальное я вам уже рассказала.

Джентльмен. А вы помните, как попали на плот? Ведь странно: столько людей погибло, так и не найдя спасения, а на плоту оказались только вы и он. Так, может, здесь ещё кто-то был?

Танцовщица. Нет, уверена, что нет. Плохо помню остальное, но чувствую, что здесь всегда были только мы с ним, а потом ещё вы. Вас я испугалась — на вашем лице был сплошной страх. Вы стонали.

Джентльмен. Всё из-за акул. Пока их не было, я ещё крепился. Но стоило увидеть — сердце сразу в пятки.

Танцовщица (в ужасе, смотря на круги от плавников) . Акулы! Почему они плывут за нами? (Неистово) . Вы мне врали — сказали они нас не тронут! О, мне так страшно, так страшно! Закрывает лицо руками.

Джентльмен. Вас жалел. Но будьте мужественны. И имейте в виду: пока мы на плоту, они нас не тронут. (Затем безнадежным тоном) . Но что это меняет? Есть акулы, нет — конец все равно один.

Танцовщица (опускает руки и грустно смотрит на воду) . Вы правы — что это меняет…

Джентльмен. Боже! Какое море спокойное! Какое спокойное небо! Будто мир умер. По-моему, от мерзкого жужжания этого негра чувствуешь тишину ещё острее! Словно есть только акулы — и больше никого.

Танцовщица. Солнце сжигает меня! (Жалобно) . Бедная моя кожа, я ей так гордилась!

Джентльмен (с усилием поднимаясь) . Ладно, не будем об этом, а то совсем спятим. Расскажите-ка лучше, что вы почувствовали, очутившись на плоту с ним вдвоем. Этого вы мне ещё не говорили.

Танцовщица. А что говорить-то? Последнее, что помню — какие-то резкие слова в самое ухо.

Джентльмен. И все?

Танцовщица. И все. (Пауза) . Подождите, да! Я же забыла. По-моему, кто-то меня поцеловал. Да. Даже уверена. Или нет. Может, это в бреду. В эти ужасные дни и ночи безумных видений было предостаточно. (Её глаза начинают тускнеть, губы подёргиваться. Она бормочет себе под нос) . Безумные, безумные видения!

Джентльмен (подходит и трясет её за плечо) . Ну же! Вы сказали, кто-то вас поцеловал. Может, вы ошиблись? Я этого точно не делал, да и негр тоже вряд ли.

Танцовщица. Да, теперь я убеждена. Но это было не на плоту а на палубе, когда я упала в обморок.

Джентльмен. И кто, вы думаете, это был?

Танцовщица. У меня язык не поворачивается. А вдруг я ошибаюсь? Помните старшего помощника — того молодого англичанина с огромными карими глазами, высокого и красивого? Все женщины были от него без ума, и я немножко тоже. Но он предпочёл меня — так и сказал. Да, я знаю, он меня любил. И, по-моему, именно он меня и поцеловал — теперь я в этом почти уверена.

Джентльмен. Да, раз так — всё понятно. Он и достал этот плот — другие, наверное, о нем и не знали. Чувства и заставили его забыть о своих обязанностях. Спрошу-ка Матроса, может, он разрешит все сомнения. (НЕГРУ) . Матрос!

НЕГР перестаёт петь и смотрит на них широко раскрытыми налитыми кровью глазами.

Это помощник приказал тебе снять эту леди с корабля?

Матрос (мрачно) . Не знаю.

Джентльмен. Он приказал тебе посадить на плот только ее — и потом, наверное, себя, так?

Матрос (сердито) . Не знаю. (Отворачивается и продолжает петь) .

Танцовщица. Не разговаривайте больше с ним. Он разозлился и ничего не скажет.

Джентльмен. По-моему, он уже спятил. Но так или иначе, а это помощник поцеловал вас и спас вам жизнь.

Танцовщица. Он был такой добрый и храбрый и хотел как лучше. И все же сейчас я предпочла бы умереть. Была бы там, в холодной зеленой воде, и спала бы холодным сном. А теперь мозги объяты пламенем — солнце и видения, с ума, наверное, схожу. Мы все сходим с ума. Ваши глаза иногда загораются безумным огнем, глаза Матроса до ужаса странные, а мои видят огромные, танцующие на море капли крови. Да, все мы сошли с ума. (Пауза) . Господи! О Господи! И это конец всему? А ведь я плыла домой, домой после стольких лет борьбы, домой к успеху, славе и деньгам. И вот должна умирать здесь на плоту как бешеная собака! (В отчаянии рыдает) .