Еврипид - Вакханки

Свет возлюбленный! Ты радость таинств
Возвращаешь брошенной менаде.

Духом пали, жены, вы, покуда
Отводил в тюрьму меня Пенфей?

Да ведь ты – одна моя защита…
Как спастись-то удалось тебе?

Спас я сам себя, без затруднений.

Разве рук тебе он не связал?

В том-то и ошибся он: все время
Он меня вязал в воображенье,
А на деле пальцем не коснулся.
Подле стойла, где мне полагалось
В заключенье быть, нашел быка он.
Вот быку-то на ноги и начал
Петли он накидывать, от гнева
Задыхаясь, сам в поту, все губы
Искусал он в кровь, – а на безумца,
Тут же сидя, я глядел спокойно.
В это время Дионис явился [29],
Дом его потряс и пламень ярый
На могиле матери зажег.
Увидал Пенфей и испугался:
Думал, что пожар. И стал метаться
И сюда он и туда; рабам он
Приказал таскать воды, работу
Задал всем, но даром труд пропал.
Вдруг блеснула мысль, что убежал я.
Тут во двор с мечом бежит Пенфей…
И, должно быть, Бромий из эфира
Сделал призрак мой. Я вижу, враг мой
Выскочил и тычет в воздух, словно
Горло колет… Вакх на том не кончил:
Рушит дом он – весь чертог в обломках.
“Вот тебе, Пенфей, мои оковы”.
Меч из рук роняя, обессилен,
Падает Пенфей. Так вот что значит
Смертному дерзать на битву с богом!
К вам тогда я без препятствий вышел:
О Пенфее думы больше нету.
Но шаги мне слышатся: стучит
За стеной подошва; чу… подходит.
Что-то нам теперь Пенфей расскажет?
Гнев его перенесу шутя я:
Мудрый должен быть всегда спокоен.

Со мной беда: бежал тот чужестранец,
Которого я только что связал.
Ба! Что я вижу?
Как пред чертогом мог ты очутиться?
Да говори ж, как вышел? Что молчишь?

Останови свой гнев и успокойся!

Как ты ушел, как узы мог ты снять?

Я говорил тебе: меня развяжут.

Развяжет – кто? Еще что сочинишь?

Тот, кто лозу дает нам с виноградом.

Нет, это бред – безумие сплошное!

Безумье? Пусть! В нем слава Диониса.

Эй! Запереть ворота все кремля!

Зачем? Стене ль остановить богов?

Мудрец, мудрец, а тут ума не стало.

Мне верно служит мой природный ум…
Я не уйду… а вот смотри-ка лучше:
С горы к тебе – какой-то человек…

Пенфей, владыка над землей фиванской!
К тебе пришел я с Киферона, где
Блестящий снег не тает в белых хлопьях…

Пришел зачем? По делу по какому?

Вакханок видел я могучих, царь,
Что в быстром беге легкими ногами
Покинули страну. Тебе и граду
Пришел поведать я о том, что видел, —
О страшных и неслыханных делах…
Но прежде мне хотелось бы узнать,
Могу ль свободно говорить? Иль речь мне
Посдерживать? Ты на решенья скор,
Гневлив и самовластен, и мне страшно.

Все говори – в ответ не попадешь.
На правду ведь сердиться не пристало.
И знай притом: чем больше про вакханок
Наскажешь ужасов, тем я сильней
Казню его, внушившего им чары.

В тот час, как солнца первые лучи
Греть начинают землю, полегоньку
Коров на пастбище я в гору гнал.
Вдруг предо мной из женщин три дружины.
В одной заметил Автоною я,
В другой – Агаву, мать твою, а в третьей
Ино. Все спали на привале, кто
Под спину веток ели подложив,
А те – в листве дубовой утопая…
И чинно как! А ты-то уверял,
Что, пьяные вином и звуком флейты,
Они по зарослям Киприду ловят…
Но вот, средь стана спящего вскочив,
Агава-мать их зычным криком будит:
Мычанье стад заслышала она.
И, легкий сон сгоняя с вежд, вскочили
Те на ноги – все чудо как скромны:
Старухи, и молодки, и девицы…
Все кудри распускают по плечам;
А у кого небрида развязалась,
Те подтянуть спешат и пестрой лани
Святой покров змеею подпоясать.
И змеи их не жалили, а только
Беспечно щеки языком лизали.
Те на руки волчонка брали, те
От лани сосунка к грудям набухшим
Прикладывали – знать, детей они
Новорожденных бросили. Венками
Они плюща, иль дуба, или тиса
Цветущего украсились потом.
Вот тирс берет одна и ударяет
Им о скалу – оттуда чистый ключ
Воды струится. В землю тирс воткнула
Другая – бог вина источник дал.
А кто хотел напиться белой влаги,
Той стоило лишь землю поскоблить
Концами пальцев, – молоко лилося.
С плюща ж на тирсах капал сладкий мед…
Хулишь ты Вакха, царь; но, раз увидев
Все это, – ты молился бы ему.
Мы, пастухи коровьи и овечьи,
Сошлись тогда и все наперерыв
О чудесах невиданных судили…
Бывалый человек нашелся тут
И мастер говорить – мы стали слушать,
И вот что он сказал нам: “Пастухи,
Священных высей жители, давайте
Похитим с игрища царицу-мать!
Мы угодим владыке”. Тут, конечно,
Все согласились. В зелени кустов
Устроили засаду, притаившись.
Сидим, сидим – и вот в условный час
Под взмахи тирсов игрище открылось,
И в голос стали жены Вакха звать.
Все ликовало с ними – горы, звери;
От топота задвигалась земля.
Случись, что около меня в раденье
Агава очутилась; чтоб схватить
Ее, я выскочил – и все открылось.
И-их! закричала: “Борзые, за мной,
За мною, быстрые! Мужчины ловят.
Тирс в руки, борзые, и все – за мной!”
Бегом едва спаслись мы от вакханок,
А то бы разорвали. Там стада
У нас паслись; так с голыми руками
На них менады бросились: корову
Мычащую с набрякшим вымем эти
Волочат; те рвут нетелей; там бок
Растерзанный; там пара ног передних
На землю брошена, и свесилось с ветвей
Сосновых мясо и сочится кровью.
Свирепые быки, что в гневе раньше
Пускали в ход рога, – теперь лежат,
Поверженные тьмою рук девичьих.
Быстрее кожу с мяса там сдирали,
Чем очи царские ты б мог сомкнуть…
Но вот снялись вакханки: легче птиц
Бегут в поля на берега Асопа,
Что свой дают фиванцам тучный колос,
В Эрифры, в Гисии, под Киферон, —
Они несут повсюду разрушенье:
Я видел, как они, детей похитив,
Их на плечах несли, не подвязавши,
И на землю не падали малютки.
Все, что хотели, на руки они
Могли поднять; ни меди, ни железа
Им тяжесть не противилась; на кудрях
У них огонь горел – и их не жег.
Крестьяне, видя, что их скарб вакханки
Разносят беспощадно, – попытались
Оружие поднять. И вот-то диво:
Их дротик хоть бы раз вакханку ранил.
Вакханка тирс поднимет, – и бегут
Мужчины; сколько раненых осталось!
Менадам тут не смертный помогал.
Но вот туда вернулися вакханки,
Где бог для них источники открыл.
В прозрачной влаге смыли кровь, а змеи
Лизали капли, щеки освежая.
О господин, кто б ни был этот бог,
Но он – велик; прими его в наш город!
Не знаю, так ли, только я слыхал,
Что это он, на утешенье горю,
Дал людям виноград, – а без вина
Какая уж любовь, какая радость!