Алексей Винокуров - Мигель де Сервантес, королевский комиссар

Дульсинея. Кто из вас, господа, славный и непобедимый рыцарь Дон Кихот Ламанчский?

Дон Кихот, почтительно склонив голову, выходит вперед.

Дон Кихот. О, прекраснейшая из прекрасных! Это я, твой недостойный слуга.

Дульсинея. Подойди ко мне, рыцарь!

Дон Кихот подходит, с трудом становится на колено, целует протянутую руку.

Сервантес. Дама сердца видит его в первый раз?

Санчо. Сударь, многие жизнь проживут, а своей дамы сердца так и не встретят. Только жена глаза мозолит.

Дульсинея (Дон Кихоту) . Сеньор рыцарь, прошу тебя следовать за мной!

Дон Кихоти Дульсинеявыходят.

Санчо. Ну, дела, ваша милость! А я-то думал, что Дульсинея – деревенская девка Альдонса из Тобосо.

Сервантес. Она не похожа на девку.

Санчо. В том-то и суть! Он ведь каждого встречного заставлял говорить, что эта самая Дульсинея есть красивейшая из дам, какие только водятся в наших краях.

Сервантес. Она и правда красива.

Санчо (укоризненно) . И вы туда же! Женщина, ваша милость – заклятый враг человечества.

Сервантес. Это почему?

Санчо. Сами посудите. Сначала они требуют любви, потом выходят за вас замуж, а затем добираются до кошелька.

Сервантес. Санчо, ты не знаешь всех женщин.

Санчо. И слава Богу, сеньор. Если бы все женщины мира залезли ко мне в кошелек, я бы точно умер.

Сервантес. Ты, значит, не веришь в любовь?

Санчо. Верю, ваша милость. Один раз сам был ее жертвой.

Сервантес. Любопытно.

Санчо. Изволите видеть, дочка моя, кобылица, затяжелела год назад. Я ее спрашиваю: «От кого беременна, щучья дочь?!» А она: «От великой любви!» После такого, ваша милость, я и за людей их считать не могу.

Сервантес. Санчо, ты не прав. Настанет день, когда женщин все-таки будут считать за людей.

Санчо. Надеюсь, я не доживу.

Сервантес. Вернемся к Дульсинее. Что ей надо от твоего полоумного господина?

Санчо. Зря вы так. Господин у меня – хоть куда. Один у него недостаток.

Сервантес. Какой же?

Санчо. Уж больно он добрый.

Сервантес. Разве это недостаток?

Санчо. По нынешним временам – конечно…

Сервантес. Похоже, от тебя толку не добьешься… (Прислушивается. Потом кричит.) Хозяин! Хозяин!! Педро, черт бы тебя подрал!

Педро (забегая) . Что же вы так кричите, ваша милость?!

Сервантес. Где Дон Кихот?

Педро (понижая голос) . Они заперлись.

Сервантес. Заперлись?

Педро. Вместе с госпожой.

Сервантес. А ты, негодяй, их подслушивал!

Педро. Вот еще… Что мне – подслушивать некого?!

Сервантес. О чем разговор?

Педро. Откуда мне знать?

Сервантес. Сейчас я встану с постели и так отхожу тебя шпагой…

Педро. Ну, хорошо, хорошо! Какой вы горячий. Сразу видно, благородный дон.

Сервантес. Ну!

Педро. Они говорили… Не очень-то я понял, признаться… А только мне кажется, наш рыцарь к ней клинья подбивает.

Сервантес. Клинья, говоришь?

Педро. Как Бог свят, клинья!

Слышен женский крик.

Санчо. Никак, разговоры кончились. До дела дошло…

В комнату вбегает перепуганная Олалья. Прячется за Педро. Следом за ней входит маркиз Теодоро – маленький лысоватый полный человек.

Теодоро (гневно) . Где она, черт побери?!

Педро (напуган) . Кто – она, ваша милость?

Теодоро. Моя жена!

Сервантес. Какая жена?

Теодоро (смотрит на них, после паузы, веско) . У меня одна жена – Дульсинея Тобосская!

Сервантессидит за столом и читает книгу. Олальяприбирается. Потом останавливается.

Олалья. Бедный, бедный сеньор Дон Кихот! Она ведь его совсем не любит, эта Дульсинея. Смеется над ним, издевается. И муж ее, маркиз, туда же.

Сервантес (не отрываясь от книги) . Тебе-то что?

Олалья. Мне – ничего. Просто жалко. Он такой хороший человек.

Сервантес. Ты, часом не влюбилась?

Олалья. Не смейтесь над бедной девушкой. Он благородный сеньор, рыцарь, а я – простая прислуга.

Сервантес. Все понятно.

Олалья (с досадой) . Ничего вам не понятно!

Появляется Санчо. Вид у него заспанный.

Санчо. Доброе утро, ваша милость… (Падает на стул) . Охо-хо!

Сервантес. Что с тобой?

Санчо. Лучше не спрашивайте! Дурными словами выражаться не хочется, а обычными не обойтись… Как же я устал!

Олалья. С чего же ты так устал?

Санчо. Вчера весь день с его милостью свиней гоняли.

Сервантес. Это еще зачем?

Санчо. Госпожа Дульсинея велели. Это, говорит, не свиньи, а враги отечества, которые колдовским образом в свиней вселились. Если, говорит, не перебить, непременно свергнут его величество короля.

Сервантес. Но Дон Кихот в колдовство не верит.

Санчо. В колдовство – нет, а во врагов отечества – обязательно.

Сервантес. Знай же, Санчо, что спасителей отечества больше, чем его врагов. И они гораздо опаснее.

Санчо. Ваша милость, мы – люди простые, что велят, то и делаем. Говорят бить врагов отечества, мы бьем врагов. Скажут бить спасителей отечества – мы и их отдубасим.

Сервантес. Что нам думать о врагах отечества, у нас своих врагов полно.

Санчо. Кто же они?

Сервантес. Разные угрюмые недоумки.

Санчо. Я полагаю, это все зависит от характера. Ваши враги – угрюмые недоумки, мои – недоумки веселые.

Сервантес. Где нынче Дон Кихот?

Санчо. Охраняет сон ее высочества.

Сервантес. Внутри или снаружи?

Санчо (после паузы) . Сеньор, я вам вот что скажу. Было у моего соседа три дочки, три сестры. Одна была глупая, как пробка, другая – умная, как пробка, а третья – красивая, как пробка… И все три очень удачно вышли замуж.

Сервантес. Это ты к чему?

Санчо. Это я к тому, что не след вашей милости оскорблять госпожу Дульсинею.

Олалья. Да никакая она не Дульсинея. Она – Доротея, жена маркиза Теодоро Кастильского.

Санчо. Мы люди маленькие. Как нам велено, так и говорим.

Олалья. Вранье это все!

Сервантес. Да уж, Санчо. А ведь господин твой поклялся бороться за правду.