Зот Тоболкин - Пьесы

С о р о к а. Вы, как всегда, правы. У меня нет системы. Вообще я очень несобранна. И много теряю из-за этого. Вот свежий пример… Эту штучку Кузьма подобрал на кургане. А мы ведем раскопки в лощине.

П у т н и к о в. Лошадка… она и случайно могла там оказаться.

С о р о к а. Кузьма знает одну легенду… Она натолкнула меня на мысль…

П у т н и к о в (иронически фыркнув). Слава богу.

С о р о к а. Вдруг этот курган — действительно место древнего захоронения?

П у т н и к о в. Я подумаю… а вашу находку, молодой человек, мы выставим в музее.

К у з ь м а. Ох, всыплет мне мамка за эту… выставку! Да ладно! Семь бед — один ответ. (Уходит.)

С о р о к а. Какой милый мальчишка!

П у т н и к о в. У вас все милые… все добрые! Между прочим, мать этого мальчишки называют волчицей. И — заслуженно. (В лоб ему шмякнулось яйцо.) Ну вот, пожалуйста. Нет, знаете… я предпочитаю иметь дело с мумиями… с иссохшими скелетами. Благодарю вас, молодой человек! (Уходит.)

С о р о к а. Ты метко бросаешь, Кузьма. Но как мне кажется, не в ту цель.

Входит К у з ь м а.

К у з ь м а. А пусть мамку мою не трогает.

С о р о к а. Твоя мамка вряд ли нуждается в защите… в особенности от Валерия Николаевича. (Уходит.)

Появляется П а в е л, затем П а в л а.

П а в е л (выставив палец). Ветер! А я супротив всех и всяких ветров! (Рванул ворот рубахи.) Вот он я! Дуй! Брус выстоит.

П а в л а. Пустозвон! Гремишь как бочка пустая. Ум-то где вытряс?

П а в е л. Не ум — душу всю вытряс. От Сталинграда до самой Праги душа в братских могилах… И под танком душа, где дружок мой Илюха… Его бы в списки семьи… навечно… как в списки Родины! А семьи — нет… Нету семьи!

К у з ь м а. Как же нет, тятя? Вот я, вот мамка… А там — Алешка… Есть у тебя семья!

П а в е л. Умник мой! Голова светлая… Эх, Кузька!

К у з ь м а. Мы дощечку вот здесь приколотим, как на солдатских домах. Только вот написать что — подскажи!

П а в е л. Пиши: «Илья Евстигнеев, солдат, друг. Вечная память!»

К у з ь м а (пишет). Хорошо как, душевно!

П а в е л. Потому что — солдат, потому что — друг!

К у з ь м а. Жаль, пишется криво.

П а в е л. Это ничего, сын. Это не страшно: главное — память. А ко Дню Победы мы это имя на мраморе высечем!

К у з ь м а. Готово! Неси молоток, приколотим.

П а в е л уходит.

Павла выносит из дому четвертинку, прячет на чердак.

П а в л а. Тайничок-то пополнить надо. Сейчас друга поминать станет.

К у з ь м а. Ему же нельзя, мам! Ему же врачи запретили.

П а в л а. Пускай хлещет… коль полоса такая настала. Протрезвится — совесть начнет трепать. И я маленько добавлю.

К у з ь м а. Отрава же, мам! Опять в госпиталь ляжет!

П а в л а. Охота — пусть травится. (Уходит.)

Кузьма, вспрыгнув на чердак, разбивает бутылку.

П а в е л (возвращаясь). Надо на видном месте прибить.

К у з ь м а. Он какой из себя был… Евстигнеев то?

П а в е л. Веселый, крепкий, как груздь. (Прибивает дощечку.) Так ладно?

К у з ь м а. В самый раз.

П а в е л. Сколько их там полегло… веселых, крепких… Помянуть бы… душа иссохла.

К у з ь м а. Ты свой лимит давно выбрал.

П а в е л. Если чуть-чуть, а? В тайничке-то, поди, припрятано? Ну-ка, наведи, сын, ревизию!

К у з ь м а (лезет на чердак, оттуда). Пусто! Даже никакого намека.

П а в е л. Хоть помирай. Голова пухнет…

К у з ь м а (спускается вниз). Маешься… было бы из-за чего!

П а в е л. Ты у меня умник, сын. А тут промахнулся. Вот послушай. Илья сказывал. Призвал как-то князь русский проповедников разных. Они всяк свою веру хвалят. Как же, Русь — кусок лакомый! Один толкует: мы-де сала не едим. Другой тоже нашел чем хвастать: у нас, мол, плоть обрезают. Третий вовсе зарапортовался: дескать, хмельного на дух не принимаем. А четвертый по-нашенски рубит: «Мы не обрезаемся, а водку салом закусываем». Прогнал князь трех проповедников. С четвертым стал пить да приговаривать: «Питие есть Руси веселие».

К у з ь м а. Он, князь-то, поди, в меру пил.

П а в е л. Кто устанавливал ту меру? Наша мера: пей, пока ноги держат.

К у з ь м а. Ты как-то сказывал, омуток приглядел… свозил бы! Мне порыбачить охота.

П а в е л. Правда, что ли?

К у з ь м а. Раз говорю, значит, правда.

П а в е л. Тогда поплывем… это как раз у выпасов. Заодно и подпаска моего сменим. (Уходит.)

Выходит П а в л а.

П а в л а. Копачи-то уж на кургане шарятся… Че их понесло?

К у з ь м а. Профессор карту отыскал древнюю. В той карте указано: клад на кургане. (Уходит.)

Павла, откупорив дупло, ищет золотую лошадку.

П а в л а. Нету… нету лошадки! Кузьма! Кузьма! Лошадка где?

К у з ь м а. Какая еще лошадка?

П а в л а. Которая здесь была спрятана.

К у з ь м а. А, медяшка-то эта!

П а в л а. Медяшка? Да она из чистого золота! Из червонного!

К у з ь м а. Ну? А я и не знал… Ковырнул случайно сучок… смотрю, медяшка. Тут археологи появились. Я им и отдал. Думал, ничья.

П а в л а. Ничья… моя это! Моя! Я на кургане ее подобрала. Лети к этой сове! Отними!

К у з ь м а. Отдал… как же я отниму?

П а в л а. Как отдал, так и отнимай. Этой лошадке цены нет!

К у з ь м а. Ты ж ее на кургане нашла… курган государственный. Стало быть, и лошадка государству принадлежит.

П а в л а. Ага, значит, про курган ты довел копачам? Ты! Ну, сказывай! Врешь тут про карты…

К у з ь м а. Я только сказочку рассказал… про чудака одного. Они сами сообразили.

П а в л а. Сами?! Сами?! Все ты, ты, змей подколодный! Они бы до второго пришествия рылись в ложбине! (Дает Кузьме пощечину.)

К у з ь м а. За безделицу эту?! За игрушку?!

П а в л а. Золотая игрушка-то… из чистого золота!

К у з ь м а. Что, что из золота? Разве оно человека дороже? Вон тятя… не так, не так рассуждает! Все рукоделья свои — даром… А они в сто раз лучше твоей лошадки! В тысячу! Тятя — талант, самородок! Так все говорят. Он в жизни меня не ударит… а ты…

П а в л а (собрав в груду все вырезанные Павлом фигурки). В огонь их… в печку! Все до единой в печку! А инструмент его — туда же!

К у з ь м а. А руки его… руки-то тоже в печку?

П а в л а. Для вас же стараюсь… для вас коплю! Расхитители!

К у з ь м а. Заодно и меня кинь в печку. Кинь, я сам на шесток залезу. (Лезет.)

Павла, отмахиваясь, пятится от него.

Возле дома Брусов — П а в л а, П о п о в.

П о п о в. Скрывать не хочу — тянет, закручивает, как воронка в реке. Но тропки у нас разные, Павла Андреевна. И вряд ли сойдутся.

П а в л а. Тянет — не выплывешь. И не старайся. Я в той же воронке… И не робею…

П о п о в. Не надо, Павла Андреевна. Не привык я на чужих костях топтаться.

П а в л а. Ты про Павла? Оставь! Мы с ним давно чужие. А сейчас и вовсе уходить собрался. Сойдемся — жизнь-то под горку катится.

П о п о в. Заборчик во мне… небольшой такой заборчик, Павла Андреевна. А переступить его не могу. Ты уж не обижайся. (Уходит.)