Иван Горбунов - Развеселое житье

Купец.

Наслышаны мы об вас, милостивый государь, что, например, ежели что у мирового – сейчас вы можете человека оправить.

Адвокат.

А у вас дело есть?

Купец.

Дело, собственно, неважное, пустяки, выходит… Не мы первые, не мы последние… известно глупость наша…

Адвокат.

Скандал сделали?

Купец.

Шум легонькой промежду нас был.

Адвокат.

В публичном месте?

Купец.

Как следует… при всей публике.

Адвокат.

Нехорошо!

Купец.

Действительно, хорошего мало.

Адвокат.

Где же это было?

Купец.

На Владимирской… такое заведение там прилажено.

Адвокат.

В Орфеуме?

Купец.

В этом самом. ( Молчание ). Ежели я теперича, милостивый государь, человека ударю, что мне за это полагается?

Адвокат.

В тюрьме сидеть.

Купец.

Так-с!.. Долго?

Адвокат.

Смотря как… недели три… месяц…

Купец.

А ежели я купец, например, гильдию плачу.

Адвокат.

Тогда дольше: месяца два, а то и три.

Купец.

Конфуз!.. ( Молчание ). А ежели он, с своей стороны, тоже действовал, и оченно далее… можно сказать, сокрушить хотел?

Адвокат.

Да расскажите мне все, что было. Садитесь. Расскажите по порядку.

Купец.

Порядок известный – напились и пошли чертить. Вот изволите видеть: собралось нас, примерно, целое обчество, кампания. Ну, а в нашем звании, известно, разговору без напитку не бывает, да и разговор наш нескладный. Вот собрались в Коммерческую, ошарашили два графина, на шампанское пошли. А шампанское теперича какое? Одно только ему звание шампанское, а такой состав пьем – смерть! Глаз выворачивает!.. Который непривычный человек, этим ежели делом не занимается, с одной бутылки на стену лезет.

Адвокат.

А не пить нельзя?

Купец.

Для восторгу пьем. Больше делать нечего. Ну, заправились как должно – поехали. Путались-путались по С.-Петербургу-то, метались-метались – в Эльдорадо приехали. Опять та же статья, сызнова. Поехали по домам-то, один из нашего обчества и говорит: давайте, говорит, прощальный карамболь сделаем, разгонную бутылку выпьем, чтобы все чувствовали, что мы за люди есть. Сейчас на Владимирскую. Мыслей-то уж в голове нет, стыда этого тоже, только стараешься как бы все чудней, чтобы публика над тобой тешилась. Набрали этого самого женского сословия – там его видимо-невидимо – угощать стали. Угощали, угощали – безобразничать. Подошел какой-то – не то господин, не то писарь: нешто, говорит, так с дамами возможно? Это, говорит, ваше одно необразование. Кто-то с краю из нашей кампании сидел, как свиснет его: вот, говорит, наше какое образование. Так тот и покатился. Ну, и пошло!.. Вся эта нация завизжала! Кто кричит – полицию, кто кричит – бей!

Адвокат.

А вы били кого-нибудь?

Купец.

Раза два смазал кого-то… подвернулся.

Адвокат.

Прежде вы за буйство не судились?

Купец.

При всей публике?

Адвокат.

Да, – у мирового судьи?

Купец.

У квартального раза два судился прежде. Тогда проще было: дашь, бывало, письмоводителю – и кончено. А теперича и дороже стало, и страму больше.

Адвокат.

Сраму больше.

Купец.

В газетах не обозначат?

Адвокат.

Напечатают.

Купец.

А ежели, например, пожертвовать на богадельню, или

куда?..

Адвокат.

Ничего не поможет.

Купец.

Беспременно уж, значит, сидеть?

Адвокат.

Я думаю.

Купец.

Все одно, как простой человек с арестантами?

Адвокат.

Да.

Купец.

Из-за пустого дела!.. Хлопочи вот теперь, траться. Сейчас был тоже у одного адвоката, три синеньких отдал.

Адвокат.

За что?

Купец.

За разговор. Я, говорит, твое дело выслушаю, только мне, говорит, за это пятнадцать рублей и деньги сейчас. Ну, отдал, рассказал все как следует…

Адвокат.

Что же он?

Купец.

Взял он эти деньги: «уповай, говорит, на Бога».

Адвокат.

И больше ничего?

Купец.

Ничего! Уповай, говорит, на Бога, и шабаш!