Иван Горбунов - На большой дороге

Серега.

Выкинул один такой-то!

Дементий.

Что?! Ты у нас молчи лучше, нас ведь здесь двое. Ведь

мы с им сладим, Степа?

Степка.

Сладим.

Дементий.

Значит, тебе, востроносому, супротив нас ничего не поделать. Ну вот, говорит, из разных земель короли понаезжают…

Степка.

А ты лучше про ведьму расскажи.

Дементий.

Про кеивскую? Изволь. ( Серега сползает с печи ). Да ступай, миляга, слушай.

Серега.

Прибьешь?

Дементий.

Не трону.

Серега.

Побожись.

Дементий.

Сейчас умереть, не трону.

Серега.

Нет, ты скажи: провалиться мне на этом месте.

Дементий.

Провалиться мне на этом месте! ( Серега робко слезает с печи и подходит к Дементью ). Я вишь какой человек: сказал не трону, – и кончено! И никому, значит, не позволю тебя обиждать. Садись на меня теперича хошь верхом, и то ничего. Ты ведь озорничать не будешь?

Серега.

Не буду.

Дементий.

Ну, значит, ты милой человек, а милых людей я оченно люблю. И будем мы с тобой жить, пока Бог грехам нашим терпит. Садись на меня верхом. ( Серега робко садится, думая, не обманывает ли его Дементий ). Хошь, я тебя теперича в Москву свезу, али в Питер, куда хошь – мне все равно. ( Качает Серегу ). Жизнь, тетушка Матрена, малолетним-то! Хошь бы денечек по ихнему-то пожил. Ничего это они не чувствуют, как должно… Вот хоть бы теперича Серега. Ну, что ты, пострел, понимать можешь? Что ты можешь чувствовать? Какая такая твоя должность?

Матрена.

Должность его известная: встал ни свет ни заря, не умымши, Богу не помолимши – шасть из избы, да и мается день-то деньской невесть где.

Степка.

Что ж ты про ведьму-то?

Дементий.

Не токма что я тебе про ведьму, а как я тебя за твою добродетель оченно люблю, потому ты парнишко смирной, я тебе к Святой пару голубей достану.

Серега.

И мне!

Дементий.

Тебе, брат, не за что. А может, мы тебя к Святой-то в солдаты отдадим. ( Серега смотрит на него вопросительно ). Что глядишь-то? это верно! Свяжем, значит, свезем к становому: вот, скажем, ваше благородие, Серега у нас оченно балуется, прикажите ему лоб забрить. ( Степка смеется ). А Степке пару голубей предоставлю… Синиц с ним пойдем ловить. Синиц много в те поры поналетит.

Серега( сквозь слезы ).

А я баловать не буду.

Дементий.

Коли ежели не будешь, значит и мы с тобой будем компанию водить, а то в солдаты.

Матрена.

Ты сам, посмотрю я на тебя, ровно махонькой – городит невесть что.

Дементий.

Больно уж ребят-то тетушка Матрена, люблю, потому они очень смешные.

Степка.

А вон дьячковы дети летось воронье гнездо раззорили.

Дементий.

Потому, они кутейники. Нешто они могут понимать? А вы, ребята, гнезда не трогай. Грех великий, ежели кто гнездо раззорит. Коли найдешь гнездо с яичками – не тронь, пущай выводит. А кутейники эти, вестимо, голодные: они не токма яйца – они и голубей лопают.

Матрена.

Тьфу! как это им в душу-то лезет!

Дементий.

Жрать хочется!

Матрена.

Да ведь голуби-то непоказанное?

Дементий.

Мало ли что непоказанное! А вы, ребята, коли ежели мне приятели, – коли кто приметил гнездышко: сейчас покажи мне. ( Молчание ). А вот, братцы, Бог даст, полая вода придет, рыбу пойдем ловить. Как занятно!

Матрена.

Ну, этим рыбакам-то спать пора. Снуют, снуют день-то деньской, умаются.

Дементий.

Что ж скажи, ребята: за нами дело не станет, мы и спать можем. ( Встает и почесывается ). Погода, значит, самого-то задержала… Оченно уж вьюга-то. Теперешнее дело, как раз с дороги собьешься. Беда, тетушка Матрена, об эту пору в дороге! Не приведи-то Господи! Стужа! Глазыньки тебе это все залепит, борода обмерзнет, злой сделаешься, животину бьешь, ровно бы она причинна! Все это, значит, Божья власть, а ты в ту-пору ничего этого чувствовать не можешь, потому сердце в тебе больно раскипится. ( Потягивается ).

Матрена.

Хозяина-то дома нет, словно бы и страшно одной-то.

Дементий.

Точно что одной-то жутко.

Матрена.

Да мне ноне целый день что-то не по себе, ровно бы я что потеряла, аль так душенька ноет.

( С улицы в окно слышится стук ).

Дементий.

Не сам ли?

Матрена.

Кому ж, опричь его. ( Выходит из избы ).

Дементий( к ребятам ).

А вы что ж не ложитесь? У меня спать чтобы, а то ведь я сердитый, наказывать стану.

Те же и ВАВИЛОВНА.

Вавиловна.

Пустите, православные, душу на покаяние. ( Садится в изнеможении на лавку ).

Дементий.

Ишь ты, как тебя занесло-то! В самую мятель-то ты, значит, и попала…

Вавиловна.

Ох, батюшки мои!..

Дементий.

Ты ноги не ознобила ли?

Вавиловна.

Моченьки моей нет!

Матрена.

Разденься, голубка. ( Помогает ей раздеться ). Ишь ты, на тебе одного снегу-то пудов пять будет.

Вавиловна.

Не чаяла я уж живой-то быть; думала, помру, в чистом поле, не замоливши грехов своих.

Дементий.

Что хитрого помереть в экую стужу! В экую стужу и мужику только в пору, а уж вашей сестре где. Ты теперича на печь ступай.

Вавиловна.

Ноженьки-то в снегу-то вязнут, идти-то неспособно, а тороплюсь поспеть засветло.

Дементий.

А ты далеча ли пробираешься-то?

Вавиловна.

В Москву, батюшка. Сыночек у меня в Москве живет.

Дементий.

По какой части?

Вавиловна.

По пачпорту ходил, а теперича приписался.

Дементий.

А вы господские были?

Вавиловна.

Господские, батюшка, господские.

Дементий.

Чьих?

Вавиловна.

Семен Иваныча Батурина. (Продолжительное молчание).

Дементий.

От господ-то отошли теперича?

Вавиловна.

Слободные, батюшка.

Дементий.

Ведь тебе, баушка, чай все равно: ты старый человек. Ведь тебе годов, чай, много?

Вавиловна.

Много, батюшка.

Дементий.

Ты французское-то раззорение помнишь ли?

Вавиловна.

Помню, голубчик, все помню. В те-поры, как ему придти-то, французу-то, на небе все столбы ходили. Небо это загорится, и пойдут столбы, и пойдут столбы. Думали тогда, к мору, ан ждем-пождем – он и пришел и двенадцать языков с собою привел.

Дементий.

Двенадцать языков – это ты верно. Видимо-невидимо, говорят, их привалило тогда. Дедушка нам сказывал.