Александр Корнейчук - Платон Кречет

ПЛАТОН ИВАНОВИЧ КРЕЧЕТ — хирург.

ЛИДА — инженер.

ПАВЕЛ СЕМЕНОВИЧ БЕРЕСТ — предисполкома.

АРКАДИЙ ПАВЛОВИЧ — заведующий больницей.

ТЕРЕНТИЙ ОСИПОВИЧ БУБЛИК — терапевт.

СТЕПА — окулист.

ВАЛЯ — ассистентка.

МАРИЯ ТАРАСОВНА КРЕЧЕТ — мать Платона.

ХРИСТИНА АРХИПОВНА — санитарка.

МАЙЯ — дочь Береста.

БОЧКАРЕВА — заведующая горздравотделом.

ВАСЯ — шофер.

СЕКРЕТАРЬ ОБКОМА.

ОЛЯ — медсестра.

ЖЕНЩИНА-ВРАЧ.

День рождения Платона Кречета. Празднично накрытый стол ждет гостей, а гости: на диване лежит Валя, она уснула. В одном углу, в мягком кресле, спит Терентий Осипович Бублик, в другом таком же кресле спит Степа.

Часы на стене бьют один раз — стрелки показывают без четверти двенадцать. Мария Тарасовна— мать Платона — посмотрела на неподвижных гостей, на часы и застыла в печали, как часовой, возле стола.

Валя (во сне). Солнце… Как близко солнце!

Мария Тарасовна (подошла к Вале). Успокойся… успокойся… (Поправила подушку.)

Валя (полураскрыв глаза). Пришел Платон?

Мария Тарасовна. Спи, спи, Валя, отдыхай! Платон скоро придет. (Смотрит на Валю.) Четыре часа ждут, а вызвали на несколько минут… В такой день… День рождения — и то покоя нет…

Степа (проснулся). Что, пришел Платон Иванович?

Мария Тарасовна. Звонили — только начали, говорят, операцию, а когда кончат — не знают. Отдыхай, Степа, отдыхай. (Выключила часть света, ушла.)

Степа (протирает глаза). Извини меня, Валя, и вы, Терентий Осипович, извините, что я, разговаривая с вами, уснул. Но я только дремал и слышал всю вашу дискуссию с Валей.

Терентий Осипович что-то буркнул во сне.

Степа. Не верите! Вы только что уверяли Валю, будто Платон Иванович безнадежный идеалист. Ну, что же вы молчите? (Встал.) Эх, Терентий Осипович! (Подходит к Терентию Осиповичу.) Терентий Осипович! (Подошел к Вале.) Валя… Ва… Что же это? (Подходит к дверям.) Мария Тарасовна, идите скорей!

Входит Мария Тарасовна.

Смотрите, только что спорили и в одну минуту уснули.

Мария Тарасовна. Степа, они уже час как спят. Первым уснул ты, а уж после они. У тебя, видно, спросонья голова немного того…

Степа. A-а… Действительно, у меня что-то спросонья…

Мария Тарасовна. Оно бывает. Отдыхай, Степа.

Степа (смотрит на часы). Через несколько минут — двенадцать. А Платона нет. Открывайте полный свет, Мария Тарасовна. Давайте будить гостей. Вставайте, гости! Проснитесь, Терентий Осипович! Валя, Валя!

Терентий Осипович (проснулся). Пришел Платон?

Мария Тарасовна. Платон не скоро, должно, придет. Прошу вас к столу. Так и проголодаться можно.

Степа. Прошу к столу. (Открывает бутылку вина.)

Мария Тарасовна приглашает гостей к столу. Гости рассаживаются.

Мария Тарасовна (указывая на кресло). Здесь у нас Платоша.

Степа. Друзья мои! Скоро двенадцать. Двенадцать часов! Я прошу вас ощутить этот час, воспетый поэтом… Двенадцать часов… Тысячи влюбленных прощаются последним поцелуем и встречаются первым. Двенадцать часов — это время восстаний… Двенадцать часов…

Валя (перебивает его). Это время, когда я почему-то хочу спать.

Терентий Осипович. Тише, Валя. Продолжай, Степа.

Степа. Двенадцать часов — это час рождения нашего дорогого Платона Ивановича.

Терентий Осипович. Великого идеалиста.

Валя. Терентий Осипович!..

Терентий Осипович. Извини, извини, Валя, молчу!

Степа. Оставьте споры, друзья мои. Смотрите вверх. (Показывает на часы.) Время уже сводит стрелки. Двенадцать часов — первое дыхание маленького Платона Ивановича, слушайте…

Часы бьют двенадцать.

Мария Тарасовна. Дыхание Платона…

Степа. Дыхание Платона, который в эту минуту с острым скальпелем в руках в тиши операционного зала борется со смертью. Открывайте же вино, налейте и его бокал, налейте свои бокалы — и первый тост я предлагаю за мать, родившую такого сына.

Терентий Осипович (поднимая бокал). Мария Тарасовна, ваше здоровье.

Валя. Поздравляю вас, Мария Тарасовна. (Целует Марию Тарасовну.)

Мария Тарасовна (взволнованно). Спасибо тебе, Степа. Спасибо вам, Терентий Осипович. Спасибо тебе, Валя. Будь здесь Платоша, он отблагодарил бы вас лучше, а я говорить не умею и сейчас не могу.

Валя. Мария Тарасовна, успокойтесь, вы сказали лучше, чем Степа.

Терентий Осипович. Лучше, Мария Тарасовна, лучше.

Степа. Согласен.

Все пьют.

Ваше слово, механический гражданин!

Терентий Осипович (встал). Степа, ты так трогательно говорил, ты так взволновал меня, что я… я не могу… Я должен выпить еще одну рюмку, так я волнуюсь. (Выпивает еще один бокал.) Вы не замечаете, как взволнован механический гражданин, бывший земский врач Терентий Осипович Бублик? Вот книжечка. В нее я записываю всех больных, которых я принимал. Таких книжечек у меня тридцать четыре — эта тридцать пятая. Тридцать пять таких книжечек. Это тридцать пять лет моей работы. Позавчера исполнился мой тридцатипятилетний юбилей.

Валя. Терентий Осипович, почему же вы не сказали?

Терентий Осипович. Я сам вспомнил об этом поздно вечером, ложась спать. Вспомнил, вытащил свои книжечки и стал подсчитывать. Мне захотелось узнать, сколько больных принял за свою жизнь Терентий Бублик. И вот цифры… Валя, налей мне еще одну рюмку, так как я перехожу к основному.

Валя налила.

(Выпил.) В году триста шестьдесят пять дней. Я отбросил шестьдесят пять — оставил триста. Триста дней за тридцать пять лет — это десять тысяч пятьсот дней. В день я в среднем принимаю двенадцать больных.

Валя. Больше, Терентий Осипович, больше!

Терентий Осипович. Допустим, что двенадцать. Получается сто двадцать шесть тысяч больных. Сто двадцать шесть тысяч пульсов! Сто двадцать шесть тысяч сердец выслушал я, механический гражданин, бывший земский врач Терентий Бублик. И вот я задал себе вопрос: что же, механический я или не механический?

Валя. Что же вы решили?

Терентий Осипович. Да, должно быть, механический, раз эта книжечка движет мною и руководит всем моим временем. Степа, я не буду с тобой сегодня дискутировать, сегодня ты меня взволновал своей прекрасной речью. Позволь мне тебя поцеловать.