Давид Карапетян - 7 секунд

Энни, как ее называли коллеги по работе, была немного старше Винсента. Эта умная высокая худощавая женщина, в халате врача, выглядела как строгий доктор, который постоянно пугает детей своими поучениями и не терпит непослушания. На самом деле это был единственный человек в лечебнице, которому больные доверяли, если эти отношения можно назвать таковыми.

Может показаться, что эти двое, представители старшего поколения близки друг с другом, но за пределы рабочих их отношения не выходят, да и на работе они скорее находятся по разные стороны баррикад, чем сотрудничают. Возможно, когда-то в молодости их отношения были другими, но их жизни, непременно интересные могут занять страницы целого романа, причем жизнь каждого в отдельности. Но мир такая штука, что иногда один поступок, один день, оказывается важнее всего остального.

– Пациенты сегодня были спокойны. День прошел без эксцессов. На этом вроде все… – Беспристрастным голосом отчиталась Энни.

Она стояла перед письменным столом из красного дерева, такая прямая и ровная, что в плане формы и стол мог бы ей позавидовать, хоть он и был втрое моложе ее. Сложив руки в просторные карманы халата, Энни сверху вниз посмотрела на шефа.

– Ну, тогда можете оставлять дежурных и идите домой. – Винсент устало посмотрел на большие круглые часы, висящие над дверью. – Одиннадцать. Задержались мы сегодня.

Договорив, Морено встал из-за стола, задвинув за собой оббитый черной кожей стул. Энни поправив свои седые короткие волосы, с видом человека, который хочет начать неприятный для собеседника разговор, достала из кармана досье.

– Винсент, я хочу поговорить с вами по поводу больного доставленного пару дней назад. – Энни говорила спокойно, привычно, видимо не в первый раз этой женщине приходилось просить за кого-то из пациентов.

Винсент, направившийся к вешалке, стоящей в углу комнаты по правую сторону от двери, на которой висело его коричневое пальто, остановился и повернулся к подчиненной.

– А это не может подождать до завтра? По-моему, с ним все и так ясно. – Винсент машинально взял в руки досье и поправил очки. – По некоторым данным, в мире до десяти процентов людей с выраженными психическими расстройствами. И все особенные…

Он, из-под очков в широкой оправе, поучительным взглядом посмотрел на подчиненную.

– Хорошо, давайте завтра. Прочтите его досье. Жалко парня, молодой еще. – Ее усталый голос не изменил интонации.

Энни положила руки в карманы и направилась к выходу.

– Вы опытный врач, вы должны все понимать… Но я сделаю все возможное. – Сказал Винсент ей вслед и небрежно кинул досье на стол.

Он устал, и хочет идти домой, чтобы обнять уже немолодую жену и уснуть крепким сном. Пусть уже и без ужина и просмотра вечерних новостей. А Энни хотела занять его еще на час или два. Винсент уважает ее, как лучшую из своих сотрудников и как человека, но порой она кажется ему чересчур наивной и мягкосердечной. А, по его мнению, для ее возраста это странно, хоть она и женщина.

Когда-то в молодости, Винсент поддался воспоминаниям надевая пальто, ему все больные казались особенными, интересными и каждого из них он хотел изучить, понять, что происходит у них в голове. Молодой, амбициозный врач был любопытным человеком, его не особо волновали сами больные и их судьбы. А сейчас, то ли года берут свое, то ли опыт, как бы то ни было, все пациенты слились для него в одну серую массу, которую он называл работа, за которую ему платили.

Днем после унылой и обязательной прогулки по небольшому парку, разбитому в больничном дворе, пациенты были предоставлены сами себе для реализации своего свободного времени. Конечно же, под неусыпным надзором нянек и медсестер.

Солнечный свет пробивался сквозь решетки настежь распахнутых окон внутрь здания. Там, словно в лабораториях, вхолостую трудились просветленные головы. Созерцая окружающий мир сквозь собственную неповторимую призму, пациенты наполняли здание монотонными звуками собственных действий, которые перемежались плачем или смехом, вызванными тем, что нам не дано увидеть или почувствовать.

Детские головоломки становились для них сложнейшими задачами раскрывающими устройство мира. Победа в игре в шахматы с медбратом становилась сложнейшей целью всей жизни, где пешки храбро шли на смерть по двухцветному полю и где гибель даже самой незначительной становилась событием. А написание формулы, не имеющей конца, навязчивая идея которой не отступала от пожилого профессора с всклоченными волосами в больничном халате, превращалось в смертельную борьбу на истощение. Снова и снова заходя в тупик, он растерянно пытался наугад вставить верный символ и, каждый раз, оказавшись не в силах найти его, профессор словно переживал смерть близкого ему существа. И вина в этой смерти лежала только на нем.

Вот и сегодня серый пиджак, поверх больничного халата, рукава и локти которого синели от вытираемых ими ровных цифр и символов, оставляемых фломастером ведомым, что неестественно для его возраста, твердой рукой профессора. Очки, скрепленные проволокой на переносице, уже начали запотевать от его учащающегося дыхания. Как обычно, несколько братьев по несчастью собрались вокруг него, затем, чтобы заворожено наблюдать за его работой, словно он колдун пишущий древнее и обязательно могущественное заклинание.

Левее доски, за которой трудился профессор, можно увидеть вход в небольшую беседку, оборудованную для курильщиков, пристроенную к зданию лечебницы, в которой мерно работал вентилятор. В ней на деревянной скамье, прислонившись к стене из железного листа, сидел наш герой.

Дым, выдавленный из его легких, уносило за решетку окна, где он рассеивался, не выдерживая столь неожиданной свободы. Молодая и вполне симпатичная медсестра зашла в беседку, но пациент не обернулся на стук каблуков по металлическому покрытию пола.

Медсестра села напротив, ее точеная фигурка напоминала о том, что тут есть молодчики куда более крупного телосложения называемые санитарами, но к их услугам благодаря трудам медицинского персонала, прибегали редко. Зачастую санитары помогали по хозяйству или даже играли с больными в шахматы, баскетбол, пинг-понг и прочие игры, которые предоставляла лечебница.

Черные волосы с выцветающими кончиками, бледная с синими прожилками вен кожа, желтоватое лицо, выдавали болезнь, затаившуюся в ее хрупком теле. Присев напротив пациента, она изящно достала из пачки лежащей в нагрудном кармане тонкую сигарету и переведя взгляд с человека напротив на зажигалку, которую она достала другой рукой, медсестра закурила, глубоко втянув дым.

Пациент среагировал на звук, изданный зажигалкой, повернулся и посмотрел на девушку. Его взгляд выдавал бессонные ночи, но голова работала на вполне приемлемом уровне. Он окинул девушку взглядом, припомнил, что видел ее вчера, обратил внимание на ее темно серые глаза и милое лицо, мысленно прикинул насколько она ему нравится и подвел итог: