Наталия Грачева - Перипетии судьбы

Но теперь все звуки мира для мужчины исчезли, а те, что время от времени врывались в безмолвный мир, обрели невероятно устрашающий оттенок. Семен Аркадьевич будто перестал слышать хорошее, доброе, поэтому любой шорох превратился для него в нечто пугающее. Он вздрагивал от каждого, даже не слишком громкого, звука: от крика ребенка, жестко поставленного на столик стакана или бряцанья ложки в нем, от неожиданного басовитого: «Счастливого пути!»

В разговоры плацкартного вагона пожилой пассажир не вникал. Все его мысли крутились вокруг одного: как там Яша? И лишь отдельные звуки, всегда внезапно, возвращали его к действительности. Питался Семен Аркадьевич заготовленными Ирой бутербродами и даже по нужде отлучался всего один раз, и то, когда был совершенно уверен, что все пассажиры плацкартного купе находились в поле зрения друг друга и похитить сумку с деньгами могли только по всеобщему сговору. На преступников его соседи, вернее, соседки, похожи не были – ехали каждая по своим делам, по большей части за украинскими продуктами.

И все же под утро, когда людской сон бывает особенно крепок, пожилой человек забылся, как ему показалось, на минуточку, но, проснувшись, сумки с деньгами на месте не обнаружил. Семен Аркадьевич слышал собственный крик, когда возвращался в реальность. Окончательно очнувшись ото сна, он бросился к своему баулу и… выдохнул с облегчением – все было на месте: «У-уф! Привидится же такое…»

По прибытии в Грозный Семен Аркадьевич поначалу растерялся. В какой стороне практически полностью уничтоженного войной города находилась чайная, где ему предстояло встретиться с шантажистами, он не знал. По телефону было сказано одно: «От вокзала не уходи». Неизвестность тревожила. Не хватало еще затеряться в разбомбленном авиацией и «Градом» городе вместе с выкупом. С трудом заставив себя успокоиться, Семен Аркадьевич решил поспрашивать в редких заведениях общепита. В конце концов, ему повезло: в одном небольшом домашнем кафе, расположенном неподалеку от вокзала, ему предложили подождать, намекнув, что если он кому-то нужен, то его обязательно найдут именно здесь.

Подсевшие к столику через пару часов, по виду, местные жители, довольно молодые, но все при бородах, сразу предупредили:

– Тихо сиди! А это, – один из них показал головой на нечто под столом, – на случай, если привел за собой хвост.

Семен Аркадьевич поднял скатерть и увидел направленный на него ствол. В видах огнестрельного оружия он не очень-то разбирался, поэтому так и не понял, что это было – пистолет или что другое. Бежать он все равно никуда не собирался.

Когда пожилой человек передавал клетчатую сумку с огромной суммой заокеанских денег совершенно незнакомым людям, он абсолютно не был уверен, что обмен состоится, но всячески гнал от себя дурные предчувствия. Взамен котомки с деньгами боевик вложил ему в руку листок с адресом:

– Здэс жди.

По адресу, который мужчина нашел не сразу среди царившего вокруг хаоса и разрушения, располагалась так называемая частная гостиница, где Семен Аркадьевич и поселился на неизвестный срок, все время пытаясь бороться с мыслями наподобие: «А вдруг… А вдруг обманули? А вдруг за это время что-нибудь случилось с Яшей? Вдруг не получится доставить его в Грозный, ведь, похоже, здесь они нелегально? И что делать, если обманули? В милицию же не пойдешь. Раньше надо было…»

Чтобы меньше думать о плохом, пожилой человек отправился в город, где люди приводили в порядок то, что еще можно было прибрать и починить после отхода чеченских воинских формирований, включавших наемников с разных концов мира, в том числе и из братских Белоруссии и Украины. Пожилой человек, редко за свою жизнь державший что-нибудь увесистее скрипки, присоединился к жителям Грозного. Он брался за любую, даже самую тяжелую, работу в желании помочь людям как можно быстрее вернуться к нормальной жизни. Там, дома, он не очень-то ценил то, что называется миром и покоем: из-за нехватки денег порой приходил в отчаяние, но теперь отчетливо понимал, насколько здорово было иметь возможность окунуться взглядом в синь по-настоящему безмятежного неба. Вне всякого сомнения, криминальный террор первых лет перестройки поселил страх в душах людей, однако, они имели возможность вести более или менее привычный образ жизни, ограничивая себя лишь в вечерних и ночных прогулках, а здесь, в Грозном, люди вздрагивали от каждого мало-мальски громкого звука и тревожно вглядывались в безоблачную высь. Чеченцы поначалу с недоумением и недоверием поглядывали на седовласого незнакомца, своими не приспособленными к физическому труду холеными руками вместе со всеми разбиравшего завалы, но затем подружились с русским, поделились с ним хлопчатобумажными рабочими перчатками и даже угостили его во время перерыва кто чем смог.

Семен Аркадьевич решил для себя, что будет выходить на уборку улиц каждый день, пока не решится вопрос с Яшей, и чем больше времени проведет он в многострадальном городе, тем больше пользы принесет его мужественно переносящим испытания жителям.

Но уже через день, после завтрака в крошечном помещении кухни, расположенном на первом этаже гостинички, поднявшись в свою комнату, называемую хозяевами номером, чтобы переодеться перед выходом на уличные работы, он обнаружил дверь незапертой. Сначала постоялец подумал, что в комнате орудует уборщица, но, увидев ее выходящей из номера напротив, насторожился: «Кто там? Чего кому-то тут надо? Неужели Якова не отпустили и хотят еще денег?» Чего только не подумалось Семену Аркадьевичу в этот момент. В конце концов, он решительно распахнул дверь и… к своему изумлению и непередаваемой никакими словами радости, обнаружил в номере совершенно измотанного, сильно похудевшего, с истончившимся лицом, но все-таки безумно счастливого сына.

– Папа! Папа, спасибо! – с рыданиями бросился он в объятия отца.

– Да какое спасибо, сынок? Ты жив… Какое счастье! Жив! – плакал вместе с ним отец.

– Па-а-па, – Яков явно смаковал слово, которое, наверное, не произносил с такой нежностью и теплотой никогда прежде. Семен Аркадьевич тоже не мог наглядеться на сына, гладил его трясущимися от волнения руками по впавшим щекам и заросшему подбородку, придававшему Яше непривычно взрослый вид.

Звуки приходившего к мирной жизни города враз преобразились в восприятии старика. Музыкой отдавались в его сердце выкрикивания местного зазывалы, призыв муэдзина к молитве, истошные вопли ишака и даже звуки автомобильных клаксонов.

– Все! Пора домой. Сейчас поешь… и в путь. – Семен Аркадьевич не хотел оставаться в Грозном более ни минуты. Схватил в кассе первые попавшиеся билеты на поезд. По иронии судьбы спасительным для отца и сына оказалось украинское направление железной дороги, хорошо еще, не киевское.