Наталия Вико - Андрогин. Запретная тема. 18+

Никак не могла его остановить, слова вставить не давал. «Так что прошлое у меня – дерьмо страшное, настоящее – фиговое, а будущее – все в тумане», – глубокомысленно заключил он, стукнув кулаком по столу. Вокруг повисла тишина. Я решила воспользоваться моментом и ретироваться, но собеседник ловко схватил мою руку, пригвоздив к столику. В его глазах мелькали злобные чертики. У меня оставался один выход – забить его интеллектом. Своим или чужим. Как получится. Я нахмурилась и выдала на одном дыхании: «Вот ты говоришь – прошлое, настоящее, будущее. А нет его, настоящего! Не существует!» – Парень вытаращил на меня глаза, а я продолжала, тихонько освобождая руку: «Настоящее не может существовать, потому что в тот момент, когда ты произнес один слог, он уже становится прошлым. Я могу, к примеру, взять из будущего следующее слово и произнести его, и тогда оно станет прошлым. Понятно говорю? Поэтому все существует одновременно – и нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего!» – я окончательно освободилась из плена и направилась к выходу. Парень, икнув, проводил меня одуревшим взглядом и, в несколько глотков окончательно опустошив бутылку, доверительно сообщил: «Понял. Ничего нет. Вооще. Только водка».

Неделю я прожила в Братске, ночевала на вокзале, люди вокруг подобрались все один к одному – молодые, веселые. Время прошло незаметно. И вот прилетаю в Усть-Илим. Сверху смотрела – красотища! А на земле еще лучше: тайга глухая кругом, Ангара, воздух на вкус можно пробовать, палатки, народ копошится. Романтика! Стою я посреди стройки, и прикидываю: а что дальше-то? Куда идти? Решила не мелочиться и отправилась сразу к начальнику всей стройки. Прихожу – серьезная, деловая, без бантиков – в вагончик, где начальник сидит. Крутой такой еврей, важный, ну, всей стройки начальник, понятное дело, и заявляю с порога: «Здрасьте, я хочу у вас работать». Он встал, обошел вокруг меня, оглядел с ног до головы: «Девочка, ты откуда приехала?!» Я снова про Кристалинскую, про тайгу, энтузиазм свой комсомольский, а он как начал хохотать, аж за голову схватился: «Ты вообще соображаешь, куда я тебя здесь дену?! Что ты знаешь? Что умеешь?» Я ему втолковываю, мол, на радиозаводе работала, так что самый настоящий рабочий класс. Тут ему совсем плохо стало, просто слезы потекли: «Ты что, здесь собираешься детали выпускать?!» Я стою перед ним, как Зоя Космодемьянская перед фашистами, гордая и непреклонная, не то, что он – девчонку увидел и сразу в слезы… В этот момент начальник, видно, мысли мои презрительные прочитал, слезы вытер рукавом и произнес фразу, которая чуть меня не отправила на тот свет: «Девочка! Давай я тебе билет сам куплю обратно и отправлю к маме!»

Я как заору: «Нет!!! Только не это!! Я лучше брошусь в Ангару!!» А сама уже вижу заголовки газет: «Молодая девушка – энтузиастка из Еревана бросилась в Ангару от бездушия чиновника». C визуализацией у меня всегда хорошо было, поэтому представила все настолько ясно, что, очевидно, моя скорбь по поводу неизбежной собственной кончины моментально отразилась в глазах. Начальник закурил, почесал затылок и произнес: «Ладно, хрен с тобой. Дам я тебе место в общежитии и записку к коменданту. Будешь воспитателем».

Пришла я к коменданту – замечательная была женщина, веселая! Я это сразу же поняла, как она записку прочитала – уж очень смеялась. Идем по общежитию мимо ленинской комнаты, знамен, стенгазет, а она аж трясется от смеха. Привела в новые хоромы – малюсенькую чистенькую комнатку, но главное – мою! «Ты, детка, ежели что – сразу мне говори! У нас ребята-то стремные!» Я насторожилась. Спрашиваю: «А в каком таком садике я буду работать, большая ли группа?» Та только глазами сверкнула и сообщила, что вечером нас познакомит.

Умылась я, переоделась и заявилась через пару часов в ленинскую комнату. Сижу, жду, портреты вождей изучаю. Выяснила, что половину видела в первый раз. Ну, Ленина – Маркса – Энгельса, понятно, каждый знает, их не забудешь.

Мне даже один раз Маркс приснился: «Почему ты, девочка, не любишь химию, это неправильная жизненная позиция!» И бородой трясет. Правда, Варька пыталась успокоить: «Это святитель Николай тебя уму-разуму учит, скажи ему спасибо». Но я спасибо говорить не стала, потому как была уже сознательным ребенком и точно могла отличить святителя от основоположника. А химию с тех пор вообще возненавидела! Так вот, в этой ленинской комнате висело столько вождей, что я растерялась, видимо, кроме всех членов Политбюро были еще какие-то местные ангарские руководители.

Наконец, открылась дверь и в комнату вошли пятнадцать здоровенных мужиков в телогрейках, ростом под потолок. Я чуть со стула не свалилась. Процессию замыкала комендантша с видом «дядьки Черномора». Рассаживаясь, ребята изумленно переглядывались, а она ткнула в меня пальцем и заявила, что теперь я их буду воспитывать. Потому что на всю стройку у меня одной так много знаний, что мне просто необходимо с кем-то ими поделиться. И от меня теперь они будут узнавать, чем живет наша родная страна и неродной мир. Кроме того, я их просвещу по поводу литературы и истории, и расскажу о великом нашем человеке, которого должны знать все нормальные люди, «несмотря на то, что он араб, а он – Пушкин». Смотрю, ребят вообще заклинило. Молча на меня уставились. А я худая была, рост 164 сантиметра, чувствую, они прикидывают, где это во мне столько знаний поместилось?

Комендантша ушла и началось! «Это кто такой к нам залетел? – некоторые слова я упускаю, понятно. – А ну, давай, поучи нас!» Хохот стоял – стены дрожали. Но мы быстро нашли общий язык. Я спокойненько так им сказала: «Ребят, ну ладно вам, хватит смеяться, давайте сначала поговорим! А там разберемся who is who!» Они насторожились, смеяться перестали и осторожно поинтересовались, чего это я такое сказала. Я пояснила, что «ху из ху» – это английское выражение, означает «кто есть кто». Тут они оживились и изъявили дружное желание, чтобы я их просвещала еще и в области английского языка, который ласкает их слух, прям как родная русская речь. На том и порешили. Надо сказать, я очень люблю общаться с людьми, это ведь невероятно интересно! Думаю, в жизни важно общение с самыми разными людьми, и наличие гонора – признак определенного бескультурья. И может быть для кого-то дворник – это слуга, но крайне некультурно ему об этом сообщать. И еще более неприлично с ним не контактировать, считая себя выше него. Что бы ни происходило в моей жизни, всегда помнила два самых главных для меня изречения – Соломона: «Все проходит», и Бальзака: «Гений может быть всеми, но никто не может быть им».

Люди на стройке были самые разные, и мне со всеми было легко. Я никогда не слушала сплетен, вообще – что о ком говорят. Если станешь слушать – невольно начнешь реагировать, и человеку уже передадут, что тебе «все» было сказано, а на деле рассказчик просто хочет заполучить новенького в роли «своего» человека. У меня два правила: не реагировать на сплетни о других и как можно меньше говорить о себе. Полностью, конечно, не получится ничего не говорить, особенно за рюмкой водки, сразу же возникнут опасения, что здесь что-то нечисто. Но лучше обходиться минимумом информации. И водки. Ребята-лесорубы так привыкли ко мне, что иногда говорили: «Слушай, если ты устала, то не парься с нами, мы тут полчаса тихонько посидим, в шашки поиграем, домино, а ты хочешь спи, хочешь читай, мы скоро слиняем и никому ничего не скажем». Но вскоре я от этих обязанностей начала задыхаться, рвалась на серьезную, настоящую работу, не для того же я в такую даль приехала! И снова направилась к начальнику стройки.