Лариса Джейкман - Угол падения

Илья Петрович разозлился ни на шутку. Пренебрежительный тон дочери, ее показное спокойствие, равнодушие и неприязнь к нему доводили его до дрожи. Но самым ужасным было то, что он не мог найти к ней подхода. Она как будто отреклась от него, и его присутствие рядом с ней неимоверно досаждало ей. В глубине души он стал уже подумывать о том, что скорее бы настал тот час, когда он сможет отпустить ее на все четыре стороны, и между ними разорвутся эти ужасные узы, которыми они привязаны друг к другу, как насильно.

В мае месяце Илье предстояло уехать на соревнования. Он испытывал тихую радость и облегчение от того, что покинет хотя бы не надолго свой дом, Майю и немного отдохнет от душевного напряжения. Но надо было ждать.

В начале апреля, когда все смелее и решительнее наступала весна, дни стали теплее и длиннее, и настроение немного улучшилось, приехали родители Марии. Они позвонили в один из субботних вечеров, и Илья тут же пригласил их к ужину. Майя была дома, но особой радости от предстоящего визита, казалось, не испытывала.

– Давай приготовим что-нибудь к ужину. Можно курицу запечь, самый простой вариант. Салат сделаешь, а я за тортом схожу. Идет? – спросил Илья Майю, когда она открыла холодильник и стала просматривать запасы.

Она ничего не ответила, но достала из морозилки цыпленка и положила его в воду для размораживания. Потом занялась салатом, и Илья ушел в ближайший гастроном.

Он размышлял над тем, как пройдет встреча, как будет вести себя Майя, что говорить. Для себя он уже определил линию поведения: он будет полностью игнорировать настроение дочери, а если понадобится, он объяснит, что такое с ней уже давно. Он расскажет им, что Майя пребывает в состоянии депрессии и винит во всем случившимся его, Илью. А что он может поделать с этим? Он пытался, но все бесполезно. Вот и живут они теперь так: замкнутая в себе, обиженная на весь белый свет Майя, и страдающий от этого, бессильный ей помочь он, Илья, у которого вся жизнь теперь превратилась в сплошную печаль и тревогу.

Около восьми вечера родители Марии прибыли к Сафроновым. Выглядели они немного уставшими, а Дина Борисовна и вовсе постарела, совсем седая голова, сухие морщинистые руки и очень печальные, со слезинкой глаза. Александр Михайлович был все тем же неунывающим здоровяком, только не балагурил, не шутил и не хохотал по каждому поводу, как это случалось с ним раньше. Они чинно поздоровались, Александр Михайлович вручил Илье бутылку Смирновской водки, а Дина Борисовна положила на стол большую коробку шоколадных конфет.

– Для Майечки, – тихо сказала она и присела на диван.

Майя появилась в гостиной не сразу. Когда она вошла, отец поразился тому, как она была одета и в каком виде предстала перед бабушкой и дедом. На ней был старый фланелевый халат Марии, который был ей велик, волосы были гладко зачесаны назад и забраны на затылке в тугой узел. На ногах шерстяные носки.

– Здравствуйте, – сказала Майя, – с приездом. Вы надолго в наши края?

Дед, казалось, не замечал ничего странного в облике внучки, а Дина Борисовна не удержалась и спросила Майю после приветственного поцелуя:

– Ты не болеешь? Чего-то ты бледная. Или устала очень?

– Да нет, – ответила Майя, – просто мой вид соответствует моему душевному состоянию. А что, совсем плохо выгляжу?

Дина Борисовна смутилась немного.

– Я тебя давно не видела, ты повзрослела очень, Майечка. Как дела в школе?

– А никак. Надоело все. Скорей бы закончить и уехать куда-нибудь.

Повисло тягостное молчание. Дина Борисовна смотрела на внучку с тревогой, Илью потряхивало от злости, так как он понимал, что Майя разыгрывает перед всеми очередной спектакль, а Александр Михайлович кашлянул в кулак и громко сказал:

– Ох уж эта школа! Ненавидят ее дети, и все тут! А мы-то, бывало, неслись туда как на праздник! До уроков какие-то линейки, сборы, переклички. Потом уроки, а после них опять горны трубят: макулатура, металлолом… Пионеры, вперед! А энтузиазму сколько было! Откуда это все бралось у полуголодной, полунищей ребятни?

– Дедушка, быть голодным и нищим – это не самая большая беда, поверь мне, – вдруг высказалась Майя. – А вот когда ты сыт, обут и одет, а тебе жить не хочется – вот это уже пострашнее. Тут не до энтузиазма.

– Согласен. Но к тебе-то это, я надеюсь, не относится?

– Так, все готово, пойдемте ужинать! – провозгласил Илья, чтобы прервать тяжелый разговор, в который всех явно втягивала Майя.

Ели молча, правда в самом начале сразу же помянули Марию, выпили по стопке и приступили к ужину. Майя с безразличным видом ковырялась в тарелке, ела мало, а вскоре и вовсе вышла из-за стола.

– Вы меня извините, у нас завтра сочинение, готовиться нужно. Да и не голодная я, – сказала она и ушла.

– Илюша, что же это с Майечкой такое? На кого она похожа? Она что, совсем на себя рукой махнула? – не удержалась от вопроса обеспокоенная бабушка.

– Я не знаю, Дина Борисовна, честное слово, я уже с ней устал. Она совершенно изменилась, ушла в себя, обвиняет в нашем горе меня. Да и вообще, мы совершенно потеряли контакт. Она даже из дома собралась уходить! – в сердцах высказался Илья.

– Это бывает. Не паникуй, Илья Петрович. Все утрясется, – сказал было Александр Михайлович, но жена прервала его.

– Что значит «не паникуй»? Ты помнишь Майю, веселую хохотушку с горящими от счастья глазами? Розовощекую, кудрявую девочку, которая порхала вокруг нас, как бабочка? А это что такое? Смотреть страшно!

– Переживает она, Дина! Ну что тут непонятного? Потерять мать в таком возрасте – это очень страшное испытание. Ей нужно время, чтобы свыкнуться с этой мыслью. Да еще и сама чуть не погибла, ужасов натерпелась! Тут психиатр нужен, я боюсь.

– Да ходила она уже. У нас здесь клиника хорошая, врачи грамотные. Толку-то что? Еще хуже стало.

Дина Борисовна вдруг тихо заплакала и сказала:

– А мне каково? Я единственную дочь похоронила… думала, внучка заменит потерю, на Машу ведь похожа как две капли воды. А она тоже вон… расстройство только одно!

– Ладно, мать! Ты иди давай к Майе, поговорите по-женски, поплачьте. Вы найдете общий язык. А мне с зятем потолковать надо, – сказал Александр Михайлович и встал из-за стола. – Пойдем, Илья Петрович, покурим, да обсудим кое-что.

Илья привел тестя на лоджию. Он захватил с собой массивную хрустальную пепельницу и поставил ее на низкий столик, приоткрыл большое раздвижное окно, и Александр Михайлович сладко затянулся.

Илья ждал. Ему нетерпелось поскорее узнать о том, что хотел передать ему бывший тесть, почему-то это беспокоило его.

– Ты вот что, Илья Петрович, не обижайся на дочку. Помочь ей надо с горем справиться, молодая еще, жизни не знает, под маминым крылом жила. И вдруг лишилась укрытия, как неоперившийся воробушек: и зябко, и страшно. А все вокруг, конечно, виноваты! И ты в первую очередь: не уберег! У сильного всегда бессильный виноват, и наоборот.