Петр Алешкин - В джунглях Москвы. Роман

– Да-да! – быстро кивнула она. – Я тоже считаю, что так будет справедливо!

– И предупреждаю вас, – повернулся Олег Григорьевич к провинившимся, – чтобы больше никакие вопросы не решали при помощи кулаков. Мигом вылетите из общежития!

Возвращался Маркин домой пешком. На улице был небольшой морозец. Тихо. Кругом бело от снега. А деревья, провода, крыши домов – все было в инее. «В королевстве, где все тихо и ладно…» – напевал Антон. Он распахнул пальто, выпустил шарф наружу и глубоко вдыхал свежий морозный воздух. Вот оно, оказывается, как бывает, сделаешь добро другому, и самому хорошо, радостно, размышлял он. И погода что надо! Вытащить бы сейчас на улицу жену с сыном и погулять… А что? Идея! Еще и восьми нет. По такой красоте погулять одно удовольствие! Или сходить всей семьей в кино! А что? Здорово! Давно они всей семьей не гуляли.

– Люсенька! – закричал он прямо с порога. – Вечер такой замечательный! Идем гулять!

– Опять в пивбар заходил? – спросила жена, выходя из комнаты, где смотрела с сыном телевизор. Вовка тоже выглянул из двери.

– Глупышка, что я там не видал? Ну, проверь, пахнет от меня хоть чуть, а? – проговорил он, целуя Люсю в щеки.

– Холодный ты какой! – морщилась жена, но не вырывалась.

– Вовка, сынуля! – подхватил Маркин сына, который выскочил в коридор. – Хочешь с нами погулять?

– Мам, пойдем!

– Вы что, поздно уже!

– Восемь часов только. Собирайся! Вова, давай быстренько одевайся!

– Никуда я не пойду в такой мороз! Мне одеваться полчаса.

– Оденься потеплей, и все! Не в гости же идем… Может, в кино сходим. Там не раздеваются.

– Кино можно и дома посмотреть!

Вовка уже одевался. Люся, ворча, полезла в шкаф за теплой одеждой.

В кино они не пошли. Было так хорошо гулять по вечерним улицам. Маркин рассказывал, как он отделал начальника ЖКО. Люся смеялась и называла его болтуном, а сама с нежностью думала, что муж у нее хороший, хоть и выпивает иногда, но домой всегда торопится, переживает, если она сердится на него. Это она точно знает.

– Я тебе забыла сказать, – заговорила Люся. – Трепетов, напарник-то твой бывший, письмо прислал. Я его прочитала. Ты не обижайся… Знаешь, где он сейчас живет? В Тульской области. Женился. Он ведь к невесте и уехал отсюда!

– Ну, дает! – одобрительно воскликнул Маркин. – А говорил, что домой возвращается. К матери…

Утром Маркин сказал Егоркину:

– Ты все-таки подстригись! Я вчера слово давал на заседании!

– Я помню.

– Деньги-то есть?

– Есть.

Когда на участке появился мастер Набоков, Маркин снова завел с ним разговор об их рацпредложении. Мастер сердито ответил:

– Лучше смотрите, чтобы конвейер не стоял. А то я вам сделаю такое приспособление, обоим сразу! И больше ко мне с этим не подходите! Слушать не хочу!

– Тогда мы сами сделаем, – спокойно ответил Антон, повернулся и пошел.

– Я вам сделаю! Я сделаю! – крикнул вслед мастер.

Вчера ему некогда было вникать в предложение Маркина, закрутился. Да и боли в боку мешали сосредоточиться. Врач вечером успокоил его, выписал таблетки. И боль с утра потише стала, но всю планерку начальник цеха склонял их участок. Не укладывались в план со сборкой главных передач. Бегать приходилось по цехам, самому детали выбивать. А тут Маркин со своим предложением высунулся. Не до него было мастеру, не до него!

– Чего он кричит? – спросил Егоркин.

– Не хочет новый станок делать… Сами сделаем… А что? Давай попробуем! Два станка сделаем, а ночью придем в цех и заменим. Снимем старые и поставим новые!

– А зажимы где возьмем?

– Зажимы я в инструментальном закажу. У меня там приятель работает… А откидывающее устройство снимем со станка, на котором «рукав» собирают. Я видел в отделе механика. Потом сварщика попросим приварить в обеденный перерыв зажимы к станкам…

Так и порешили. Маркин понимал, что ему не поздоровится, если их новый станок не подойдет для сборки бортовых. Причем влетит ему одному, Егоркину как новичку простят. И все же Антон хотел довести дело до конца. Уж очень казалась ему привлекательной затея Егоркина. Не может быть, чтоб хуже стало. Не может быть!

В тот же день Антон сбегал к своему приятелю Пономареву в инструментальный цех. Пономарев пообещал сделать зажимы. И сделал через три дня. За это время Маркин с Егоркиным нашли в отделе механика два станка для сборки «рукава», разобрали их, вынули откидывающее устройство, а остальное отнесли назад.

Еще через два дня, когда все было готово, Маркин с Егоркиным в обеденный перерыв погрузили в тележку нужные им детали и покатили в отдел механика к сварщику.

– Что это они затеяли? Неделю уже копаются, – ни к кому в отдельности не обращаясь, спросил инструктор Субботин. Он неторопливо перемешивал костяшки домино на боку урны, вокруг которой расположились рабочие. Были тут и Володя с Царевым.

– Они новый станок для сборки бортовых придумали, – пояснил Володя – Хотят заменить на конвейере старые..

– Как это заменить? Кто им позволит?

– Они самовольно. Сегодня ночью хотят прийти и заменить. – Володя придвинул к себе семь костяшек. – Думают, завтра начальство увидит в работе станок и даст команду все заменить!

– Ну и чудаки! Начальство им скорее по шапке даст!

Вечером Егоркин получил письмо от Кольки Скворца, а ждал от Вали. В последнем письме она опять писала, что Петька пристает к ней. И вот Колькино письмо! Получив его, Ванек почему-то забеспокоился. Распечатал тут же в вестибюле. Прочитал первые строки, потом сложил письмо, спрятал его в карман и стал медленно подниматься по лестнице. Сердце у него сильно колотилось. Егоркину не верилось, что Валя стала гулять с Чеботаревым. Нет! Колька чего-то не понял! Ванек остановился на лестничной площадке и прочитал письмо до конца. Скворцов писал, что видел своими глазами, как Валя ночью каталась с Петькой на машине. Он сначала не верил, что она станет с ним гулять, и даже поспорил, но проиграл.

Егоркин, подавленный, вошел в свою комнату и прилег на кровать. Ему было одиноко и обидно, захотелось, чтобы кто-то пожалел его, приласкал. За стеной слышен магнитофон. Пела женщина. Голос ее и музыка были печальными, но слов не понять. Ванек еще больше загрустил. Неужели Вале было с ним так скучно, что она забыла его, едва он покинул Масловку? Неужели ничего светлого не осталось в ее памяти от их встреч? Почему он, Егоркин, все помнит до мельчайших подробностей: и как сидели они в молчании ночами на скамейке у ее крыльца, и как возвращались из Дмитриевки солнечным днем напрямик по полю, по цветущей ржи, и оба по пояс были в цветочной пыльце, и многое, многое другое. На душе у Егоркина становилось все тоскливей. Он оделся и вышел на улицу. Было уже темно. Возле входа в общежитие стояли две девушки. Они попросили вызвать из комнаты своего знакомого парня. Ванек хмуро скользнул по ним взглядом и молча прошел мимо, хотя раньше охотно откликался на такие просьбы.