Татьяна Шуран - Пульс

– Ложись на живот.

Он говорил таким будничным тоном, что мне и в голову не пришло, что он собирается делать, даже когда он уселся верхом мне на бёдра, а его руки пробежались от моей шеи вдоль спины. Однако затем я почувствовала его пальцы там, где, по моим понятиям, уж и вовсе не было ничего привлекательного. Я невольно сжалась, не знаю, от чего больше – от неловкости или отвращения. Мне было стыдно даже подумать, что кому-то может нравиться такое.

– Да расслабься. Чего ты паришься, – он снова успокаивающе провёл пальцами по моим плечам, а потом я почувствовала, что он смазывает меня чем-то, каким-то кремом – его пальцы проникали внутрь всё настойчивее.

– Расслабься, – повторил он. – Дыши глубже.

Несмотря на моё состояние, его успокаивающие движения сделали своё дело, и я действительно попыталась немного расслабиться – я не хотела, чтобы было больно, как в прошлый раз. Я стала немножко поддаваться ритму, в котором он ласкал меня. Он овладел мной сзади и, хотя сердце у меня колотилось от страха, я почти не почувствовала боли. Он легонько покусывал меня за плечи – то ли поддразнивал, то ли по привычке – но крови не пил.

Наконец он отпустил меня. Голова слегка кружилась. Он бросил мне полотенце.

– Всё, тину. Теперь свободна.

Я вытерлась и оделась. Ноги у меня подгибались. Я была потрясена – прежде всего тем, что всё произошло так абсурдно и в то же время естественно… На прощание он сунул мне в руки баночку с кремом.

– Возьми, детка. Дарю. У меня ещё есть. А тебе пригодится. Чуть что – смазывай. Чтобы мне потом зашивать не пришлось. Дорогу назад сама найдёшь?

Я добралась до своей комнаты совершенно без сил, молча рухнула на кровать и отвернулась к стене. Через два часа выяснилось, что врач признал меня пригодной к работе, и я отправилась вместе с остальными девушками в гостиную.

* * *

Мне казалось совершенно невозможным выйти после зверского надругательства «на работу» и вести себя так, словно ничего не произошло. Какой смысл сохранять такую жизнь? Нужно сопротивляться, нужно дать им понять, что я личность, что у меня тоже есть чувства – пусть даже они считают меня существом «низшей расы». По счастью, девушки отвлекли меня от этих самоубийственных мыслей, наперебой инструктируя перед «рабочей ночью».

– Значит, так. К клиентам обращаться: «хозяин» или «господин». Говорить, только если тебе разрешили.

– Если хозяин смотрит на тебя, а ты не поймёшь, что ему надо, самый лучший вариант – встать на колени и коснуться лбом пола. Так ты подтверждаешь свою готовность повиноваться. Ну-ка, попробуй. Только не каракатицей! Изящно и скромно. Поняла? Если ничем не занята – встань на колени и голову не поднимай.

– Вообще старайся поменьше зыркать по сторонам. Меньше видишь – меньше чувствуешь, меньше чувствуешь – меньше думаешь, меньше думаешь… меньше раздражаешь. Это я тебе уже из своего опыта говорю, неформально.

– Не пытайся подольститься к ним, они этого не любят. Разжалобить тоже не пытайся. Поменьше мыслей о том, что ты любила в прежней жизни, о своих родных, о боге и о таких вещах, как месть и справедливость. Никакого бога нет и справедливости тоже нет.

– Старайся запомнить, кому какое вино нравится, ну и прочие привычки. Хотя для них это не очень важно. Главное – чувства и мысли. Даже когда занимаешься сексом – держись нейтрально, бесстрастно. Твоя задача – ничем не привлекать внимания. Ты должна быть незаметной, как будто тебя вообще нет.

* * *

Когда я вошла в эту ужасную комнату, мне показалось, что я сейчас упаду в обморок; однако врач, помимо медицинского заключения, прислал мне к тому же нюхательную соль, которой мне за этот вечер не раз пришлось воспользоваться. Я старалась следить за происходящим, но случалось, застывала в каком-то оцепенении и даже не замечала этого, пока меня не приводили в чувство пинки подруг или кого-нибудь из клиентов; я была удивлена, потому что раньше со мной такого не бывало. Тогда я не знала, что со мной, как с новенькой рабыней, обращались довольно снисходительно. Мне казалось, что я, присутствуя на этом вечере, выдерживаю чудовищную пытку, совершаю подвиг жизнестойкости. Я почти не запомнила, что происходило, кроме того только, что несколько раз меня чуть не вырвало; помогла нюхательная соль и чьи-то пощёчины. Я даже не помню, пользовались мной или нет, хотя, кажется, нет. Потом я вернулась к себе и проспала сутки, как убитая. Потом меня снова вызвал к себе врач, сказал, что если я сделаю ему приятно, он напишет мне освобождение от следующего вечера. Я никогда не практиковалась в таких вещах, и он меня многому научил. Хотя потом я узнала, что в его обязанности входило в том числе и обучение наименее опытных девушек. К тому же он схитрил и, хотя освобождение написал, вместо клиентов сам немножко пососал мою кровь. Но я тогда во всём этом не разбиралась. Да и глупо было торговаться.

Через несколько дней в дом привезли трёх новых девушек и на моих глазах убили сразу двоих. Кажется, со мной случилась истерика, и я даже рыдала и пыталась выбежать. По счастью, на меня никто не обратил внимания. Это было ужасно, кровь забрызгала даже потолок. Потом мы убирались после вечеринки, и одна из рабынь закрашивала эти капли, стоя на стремянке. Она сказала, что привыкла к малярным работам. А третья девушка умерла от заражения крови, когда ей делали переливание.

Постепенно я втянулась в рабочие будни. Вампиры приезжали один-два раза в неделю. Мы выходили посменно, иначе никакое здоровье не выдержало бы. Нас постоянно проверял врач и пользовался нами, как хотел. У него в отделении была довольно высокая смертность и, я думаю, не без его помощи. Мне казалось, в окружающем бардаке самую большую выгоду получал именно он, но он однажды бросил в сердцах:

– С вами, тину, возиться – такая тоска!

Я поняла, что должность надсмотрщика за невзрачным товаром – как они нас называли, «людвой» – считалась у кэлюме далеко не престижной.

В Красном доме мне дали новое имя. Более опытные рабыни успели меня предупредить:

– Если спросят имя – есть у них такая шутка, чтобы девушку унизить – ты, чтобы пропустить самую неприятную часть спектакля, отвечай, что имени тебе здесь ещё не дали.

Поэтому, когда один из вампиров спросил:

– Как твоё имя, крошка? – я, подученная подругами, пролепетала помертвевшими губами:

– Мне ещё не выбрали имя, господин. Я – просто рабыня.

Уж лучше не нарываться. Да и не хотелось, чтобы в этом вертепе ко мне обращались по настоящему имени.

– Мм… Совсем без клички плохо. Неудобно. Нам, – пояснил вампир. Я молча поклонилась, коснувшись лбом пола, как меня учили. В самом деле, универсальный жест. Заполняет любую паузу.