Леонид Андреев - Царь голод

– Точно дети в колыбельке.

– А как кричали! Вы помните эти ужасные крики и вой?

– Как требовали!

Тихий смех. И негромкий, но властный голос Девушки в черном:

– Не издевайтесь над павшими.

– Это опять она.

– Девушка в черном.

– Она становится невозможна.

– Чего ей надо?

– Они умерли храбро.

– Опять она.

– Ее надо посадить в сумасшедший дом.

– Не стоит. Не нужно быть жестокими. Сейчас она ничему не мешает.

– Пусть говорит.

– Пусть послушают ее мертвые. Им так приятно слышать это.

Быстрый тихий смех.

– Они умерли храбро.

Молчание. Темными силуэтами тихо проходят.

– Осторожнее! Здесь кровь.

Молчание.

– Вы видели их вблизи?

– Да. Сегодня утром мы были здесь с инженером. Он очень доволен действием своих снарядов.

– Какая тишина!

– Осторожнее, здесь опять кровь.

– Да, я вижу. Когда все это уберут!

– Да, необходимо поскорее. Опасно оставлять столько трупов.

– Разве они поднимутся?

Тихий смех, и снова голос Девушки:

– Не издевайтесь над павшими!

Молчание.

– Она скоро охрипнет, повторяя одно и то же. Скажите, вы не были сегодня на мертвом поле, когда пелись торжественные гимны пушке?

– О да. Я была с мамой. Это было так торжественно. Мы все плакали. Кто сочинил слова молитвы, вы не знаете? Они так прекрасны.

– Говорят, аббат.

– Нет, это неправда. Их сочинил в восторге сам народ.

– Было так трогательно, когда матери подносили к пушке маленьких детей и заставляли целовать ее. Нежные детские ручки, доверчиво обнимающие это медное чудовище, – как это трогательно!

– Как прекрасно! Я мужчина – но я плакал.

– Все плакали.

– Махали платками. Кричали.

– А флаги развевались!

– И солнце вышло из-за туч и осветило нас.

– Только нас.

– Да – эти все время оставались в тени. Солнце не захотело взглянуть на них.

– А мне жаль, что все это скоро уберут. Это место было бы так удобно для вечерних прогулок. Здесь так тихо.

– Осторожнее! Кровь.

– Ничего, она уже засыхает. А в городе невозможно оставаться от грохота и лязга железа.

– Да, везде куют цепи. К сожалению, это необходимо.

– Но разве нельзя было бы сделать это как-нибудь тише! Положительно глохнешь от стука молотков. Это отзывается и на нервах. Мне всю ночь снилась бесконечная железная цепь, которая облегает земной шар. Нужно куда-нибудь уехать.

– Правда, какая тишина.

Молчание.

– Вы верите Царю Голоду?

– Да. Он честно выполнил свой долг.

– Но он слишком мрачен. Уже вторую ночь он стоит здесь и не говорит ни слова. Это не совсем прилично.

– Я слыхала, он готовит речь.

– Неужели? Это было бы очень хорошо. Помните его речь в суде?

– Он слишком мрачен.

– А вы будете завтра на первой лекции профессора?

– Как, разве он читает?

– Да. О культуре.

– Но говорили, что он тяжело болен, даже при смерти.

– Представьте, выздоровел. Такой живучий старик. Мы все каждый день ездили к нему, и он целовал руки и говорил: «Мои милые сестры милосердия».

– Тише! Кажется, Царь Голод хочет говорить.

– Это интересно.

– Перестаньте ходить!

– Он поднял руку.

– Тише! Тише!

Царь Голод (выходит из неподвижности. Протягивает руку к мертвым и начинает говорить тихо и сдержанно) . Чего добились, безумцы? Куда шли? На что надеялись? Чем думали бороться? У нас пушки, у нас ум, у нас сила, – а что у вас, несчастная падаль? Вот лежите вы на земле и. смотрите в небо мертвыми глазами, – ничего не ответит вам небо. И сегодня же ночью вас поглотит черная земля, и на том месте, где вы будете зарыты, вырастет жирная трава; и ею мы будем кормить нашу скотину. Вы этого хотели, безумцы?

Ликующие голоса.Куда шли?

– Чего добились?

– Сейчас поглотит вас черная земля. Уже идут могильщики.

– Уже несут заступы. Идите в землю, безумцы!

– Горе побежденным!

– Горе побежденным!

Показывается молчаливая группа Могильщиковс заступами на плечах.

Бесшумно останавливаются у края мертвого поля.

Царь Голод (продолжает) . Зачем вы умерли? Зачем? Вот несут заступы – подходят к вам – скорее! Опомнитесь, проснитесь – да пошевелитесь же, говорю я вам. Не можете? Притихли? Смерть сковала рты? Да, Смерть – великий кузнец, и не вам разрушить ее узы! И вас я называю детьми, несчастная, жалкая падаль.

Торжествующие, холодно-угрюмые возгласы:

– Горе побежденным!

– Сын мой, сын мой. Ты кричал так громко – что молчишь ты? Дочь моя, дочь моя, ты ненавидела так глубоко и сильно, ты самою несчастною была на земле – поднимись же. Восстаньте из праха! Разрушьте призрачные узы смерти.

Восстаньте! Заклинаю вас именем Жизни! – Молчите? Так будьте же…

Вдруг на мертвом поле начинается какое-то смутное, движение, шорох, густой хруст переломленных костей, настойчивое царапанье земли острыми, мертвыми ногтями – и с ужасом, вытянув шеи, прислушиваются те. И глухой, далекий, словно уже выходящий из-под земли, отвечает тысячеголосый ропот:

– Мы еще придем. Мы еще придем. Горе победителям.

Царь Голод.Что я слышу?

– Мы еще придем!

– Мы еще придем!

– Горе победителям!

Умолкают; и снова на мертвом поле покой и тишина, и смутно рисуется неподвижный силуэт Смерти. Минуту все находятся в оцепенении. И вдруг, с хохотом, Царь Голод быстро переметывается на эту сторону и кричит громко, с дикой радостью:

– Ха-ха! Вы слышали! Они еще придут. Они еще придут. Горе победителям!

(Хохочет.)

Панический ужас и бегство.

– Скорее! Скорее!

– Мертвые встают!

– Мертвые встают!

– Они гонятся за нами!

– Скорее!

– Бегите! Бегите! Мертвые встают!

Толкаясь, падая, сбивая с ног рыдающих женщин, с диким воем убегают.

И, вытянувшись к убегающим всем своим жилистым телом, в исступленной, безумной радости кричит Царь Голод:

– Скорее! Скорее! Мертвые встают!

Опускается занавес

Впервые – отдельное издание (с иллюстрациями Е. Е. Лансере) . СПб., «Шиповник», 1908.

Одновременно пьеса выпущена отдельной книгой в издательстве И. П.

Ладыжникова (Берлин) .

Вошла в ПСС, т. 5 и СС, т. 9.

Постановка пьесы была запрещена цензурой.

Повернитесь. Первая фигура! Начинаем (франц.) .

В восьмую часть листа (лат.) .