Расул Гамзатов - Очаг

Я из Цады привез надгробный камень.
Обветренный, он темен и суров,
Но обработан мудрыми руками
Искуснейших аварских мастеров.

Теперь я этот камень к обелиску
Почтительно и скромно прислонил,
И многим братьям поклонился низко,
Бессмертному содружеству могил.

Установленья отчего обряда
Не стал я даже в малом нарушать.
Близ Балашова, на могиле брата,
Три дня, три ночи я провел опять.

Незримые, в торжественном молчанье,
Несли со мной почетный караул
Собратья, земляки, односельчане,
Весь Дагестан и малый мой аул.

Сюда призвал я все свои дороги,
Все горы, все поля, все воды рек,
Все замыслы, искания, итоги,
Весь мир тревожный, весь двадцатый век.

Тут все сошлось — времен и странствий дали,
Все океаны, все материки.
И мы на этот раз не опоздали,
Годам и расстояньям вопреки.

10 Где б ни был я, когда гляжу на встречных,
Они похожи чем-то на меня.
Картины их воспоминаний вечных
Как жаркий отблеск Вечного огня.

Я обнимаю всю родню большую
И снова слышу, трепетом объят:
«Остановись, прохожий, здесь лежу я.
Защитник правды, твой безвестный брат».

Я подхожу к солдатским погребеньям.
Мне камни постаментов говорят:
«Остановись, товарищ, на мгновенье,
Здесь опочил твой незнакомый брат».

Везде, где есть печальные холмы,
На мой вопрос мне отвечают свято.
— Куда идете?
— На могилу брата.
— Откуда?
— Брата навестили мы.

...Но есть среди живых, сказать по чести,
И те, кто недостоин быть живым,—
Убийцы, скрывшиеся от возмездья,
Жестокие — опять неймется им.

Они бесстыдно жаждут оправданья,
Наглеют, мир сегодняшний кляня,
Вынашивая гнусное желанье —
Лишить народы Вечного огня.

Но это очищающее пламя
Не погасить им силой никакой,
Ни снежными ветрами, ни дождями,
Ни бомбами, ни злобою людской.

Ведь если факел памяти погаснет,
Померкнет жизнь без этого огня.
Окажется, что жертвы все напрасны,
И ни тебя не будет, ни меня.

Все обернется гибелью, разором,
Цветенье мира превратится в хлам,
Лавина смерти по земным просторам
Прокатится, по рекам и полям.

Так говорит моя живая совесть,
Так утверждает мертвая зола,
Так говорю я, завершая повесть,
Что в сорок третьем начата была.

11 ...Из ближних странствий, из далеких странствий
Вернувшись в милый сердцу Дагестан,
С незыблемым сыновним постоянством
Спешу к священным для меня местам.

Сперва являюсь к матери с поклоном,
С рассказом — для меня она жива,—
И в шуме ветра, в шелесте зеленом
Я различаю тихие слова:

«Спасибо, сын! Тебе отвечу кратко.
Одна из наших дедовских примет
Гласит — коль нет на кладбище порядка,
Порядка и в самом ауле нет».

Я слышу наставления Гамзата,
Им вторит эхо снеговых высот:
«Пускай тропа к надгробию Солдата
Нигде и никогда не зарастет.

Расул, запомни, если будут люди
Беречь могилы павших сыновей,
Кровопролитья нового не будет,
И мир пребудет на планете всей».

...Вовек не зарубцуется такое:
Военный август, пыль седых дорог,
И лазарет, лишивший нас покоя,
И за деревней серый бугорок,

Граненый обелиск, цадинский камень,
И памяти неутомимый зов,
И над могилой негасимый пламень,
И скорбный перезвон колоколов.

Смешав степную почву с нашей горской
И горсть земли с могилы брата взяв,
В аул Цада вступаю с этой горсткой,
В обитель песен, облаков и трав.

Ясным утром на заре мой
Льется голос из окна.
Кто я?
Девочка одна,
А зовут меня Заремой!

Родилась я в самом первом
Звонком месяце весны,
Ручейкам его напевным
Были улицы верны.

И никто детей не кутал —
Был погожий, ясный день,
Голубел высокий купол,
Сдвинув тучку набекрень.

Показался плач мой эхом
Капель, падающих в снег.
Никогда с веселым смехом
Не рождался человек.

И, когда впервые маме
Я предстала в свете дня,
Родниковыми глазами
Мама встретила меня.

И в глазах ее слезинки
Были радости полны,
Словно первые дождинки
Начинавшейся весны.

Был неведом, незнаком мне
За квадратами стекла
Снежный,
солнечный, огромный
Мир, в который я вошла.

Родилась я среди тропок,
На границе всех дорог,
Там, где знатные бок о бок
Встали Запад и Восток,

Над соленою волною
У Кавказского хребта,
Где с морскою глубиною
Побраталась высота,

Где луну нетрудно горсткой
Зачерпнуть на дне ручья.
И со дня рожденья горской
Стала девочкою я.

Родилась я в славном доме.
Говорят, в домах таких
Родились все люди,
кроме
Самых стареньких из них.

Глаз и ночью не смыкает
Колыбельный этот дом.
Детский плач в нем не смолкает
Всякой ночью, каждым днем.

Он в сердцах счастливым эхом
Откликается весь век.
Никогда с веселым смехом
Не рождался человек.

Чувством радостным согреты,
Папы,
многие притом,
Круглый год несут букеты
В колыбельный этот дом.

Удивительный, как чудо,
Он сравним не с чем-нибудь,
А с вершиною, откуда
Родники берут свой путь.

Им любуются ватаги
Белых тучек с высоты.
Стал он люлькою отваги,
Колыбелью красоты.

И у тихой колыбели
Песни ласковые тут,
По какому бы ни пели,
На один мотив поют.

...На Кавказе прошлых лет —
Это знаю я с пеленок —
Радость, что рожден ребенок,
Заряжала пистолет.

Ночь в окне иль час рассвета,
Но отец спускал курок
И вгонял из пистолета
Пулю в темный потолок.

В старину не без причины
В потолок летел свинец.
Разве званье для мужчины
Есть почетней, чем «отец»!