Вадим Шершеневич - Чудо в пустыне

Мы рычали хриплыми голосами
Широко раскрывая хищный рот,
И жадно припадали сухими губами
К зеленой влаге гнилых болот.
И когда насыщали миазмы
Душный ветер в крутых горах,
Проступали зловонные язвы
На поросших шерстью телах.
И луна, как мутный пузырь желчи,
Горела в зловещие вечера;
В лесах слышался лай волчий,
И с деревьев сползала кора.
И когда наступал у нас голод,
И желудки сжимались, как пустые меха,
Нас гнал щетинистый холод
От мерзлого ложа зеленого мха,
Устремлялись мы толпою пьяной
От гнойных болот в ваши города,
Где гудят сквозь липкие туманы,
Как глухия струны, телеграфные провода;
Где ползают, как крабы в иле,
Меж проколотых окнами стен,
С цветными глазами автомобили,
Оглушая ревом сирен;
Где продают пыльные апельсины на бульварах,
Где у всех детей рахит
И где пили мы до-пьяна в будуарах
Из хрустальных флаконов духи.

Вы весной собиралися в станы
По низовьям разлившихся рек,
Чтобы ваши могучие ханы
Замышляли кровавый набег.
И, покрытые кожей верблюжьей,
Колыхались цветные шатры,
Ржали кони, звенело оружье,
Желтым дымом курились костры.
И рукой, маслянистой от плова,
Запахнув свой камчатный халат,
Ваш владыка бросал свое слово
На восток и далекий закат.
И в кибитке, обмазанной дегтем,
Средь толпы раболепных князей,
Он окрашенным хиною ногтем
Убивал надоедливых вшей.
На разостланной шкуре воловьей
Принимал равнодушно дары –
Бурый мускус с венозною кровью
Кашемирскую ткань и ковры.
По ночам подымались вы в стане,
Пробуждая безмолвье степей,
Чтобы вновь приволочь на аркане
Смуглотелых китайских детей.
Оросив покоренные страны
Страшным севом кровавой росы,
Гноетечные струпья и раны
Вы лизали, как смрадные псы.
И когда моровые туманы
Приносили дыханье чумы,
Вы сжимали в руках талисманы
Из зеленой священной яшмы.
И в степях кочевые народы,
Как томимые зноем быки.
Пили с жадностью ржавые воды,
Что сочились сквозь торф и пески.
И белели Кристалами соли
Высыхавшие чаши озер,
И земля содрогалась от боли
На дымившихся оползнях гор.
И в горах, где магнитные руды
Искромечут таинственный ток,
Проходили качаясь верблюды
На залитый пожаром восток.

Утомительный берег покинув,
Где, как пена на зыби шелков,
Лишь белеют шатры бедуинов
Средь гонимых самумом песков,
Табаку контрабандного вьюки
В переполненный трюм погрузив,
Мы на палубе старой фелуки
Отплываем в Персидский залив.
И на мелях с покорностью бычьей
Где свиваются гады в звено,
Мы ныряем за ценной добычей
В час отлива на зыбкое дно.
Под пылающим солнцем полудня
Берегитесь на мелях, пловцы –
Восемь ног кровожадного студня
Простирают к добыче сосцы.
Там икру свою мечет акула
Между мшистых подводных камней,
Где ржавеют мортирные дула
Наскочивших на риф кораблей.
И когда под луной меднорогой
Отдохнет истомленная грудь,
Мы с добычей на берег отлогий
Направляем стремительный путь.
И потом, как быки у цистерны,
Позабывши жемчужную мель,
Поглощаем под кровлей таверны
Мы гранеными кружками эль.
Мы ложимся на мягкое ложе,
Опершись на плетеный камыш,
И приносит индус темнокожий
Нам в дымящихся трубках гашиш.
Там бенгалька в малиновой феске
Обнажает кривой ятаган
И танцует под мерные всплески
Нарумяненных рук персиян.
И сжимая под кожею ребра,
Как смоковница в пьяном костре,
Извивается смуглою коброй
На зеленом кашгарском ковре.
И колеблется пламенем синим
Перетянутый поясом стан,
И тоскуют по желтым пустыням
Звуки труб и глухой барабан.
И когда европеец неловкй
Разорвет ее красную шаль,
Мы встаем, негодуя с цыновки,
Обнажая дамасскую сталь.

Эй!
Вы!
Притушите восторженные глазенки!
Лодочки ручек спрячьте в карман!
Это
Достойная награда
за выжатое из бумаги и чернил.
А мне за что хлопать.
Я ничего не сочинил.

Думаете:
врет!
Нигде не прострелен.
В целехоньких висках биенья не уладить,
если рукоплещут
его барабанов трели
его проклятий рифмованной руладе.

Милостивые государи!
Понимаете вы? /
Боль берешь.
Растишь и растишь ее.
Всеми пиками истыканная грудь,
всеми газами свороченное лицо,
всеми артиллериями громимая цитадель головы
каждое мое четверостишие.

Не затем
взвела меня
по насыпям тел она
чтоб горестный
сочил заплаканную гнусь.
Страшной тяжестью всего что сделано
без всяких
«красиво»
прижатый гнусь.

Убиты.
И все равно мне
я или он их
убил.

На братском кладбище
у сердца в яме
легли миллионы,
гниют
шевелятся, приподымаемые червями.
Нет!
Не стихами!
Лучше
язык узлом завяжу,
чем разговаривать.
Этого
стихами сказать нельзя.
Выхоленным ли языком поэта
горящия жаровни лизать?

Эта.
В руках.
Смотрите!
Это не лира вам.
Раскаяньем вспоротый
сердце вырвал,
рву аорты.
В кашу рукоплесканий ладош не вмесите.
Нет.
Не вмесите.
Рушься комнат уют!
Видите –
под ногами камень,
На лобном месте стою.
Последними глотками
воздух….

Вытеку срубленный,
но кровью выем
имя убийца
выклейменное на человеке.
Слушайте!
Из меня
слепым Вием
время орет:
– подымите,
подымите мне
веков веки.

Вселенная расцветет еще
радостна,
нова.
Чтоб не было безмысленной лжи за ней?
каюсь;
я
один виноват
в растущем хрусте ломаемых жизней.
Слышите!
Солнце первые лучи выдало
еще не зная
куда
отработав денется.
Это я
Маяковский
подножию идола
нес
обезглавленного младенца.

Простите!
В христиан зубов резцы
вонзая,
львы вздымали рык.
Вы думаете – Нерон.
Это я
Маяковский
Владимир
пьяным глазом обволакивал цирк.
Простите меня!
Воскрес Христос.
Свили
одной любовью
с устами уста вы.
Это я
Маяковский
в подземелье Севильи
дыбой выворачивал суставы.

Простите!
Простите меня!
Дни!
Вылазьте из годов лачуг!
Какой раскрыть за собой еще?
Дымным хвостом по векам волочу
оперенное пожарами побоище.

Пришел
сегодня

Это я
сам
с живого сдирая шкуру,
жру мира мясо.
Тушами на штыках материки,
Города груды глиняные.
Кровь!
Выцеди из твоей реки
хоть каплю
в которой невинен я.
Нет такой!
Этот
выколотыми глазами
пленник,
мною меченный.
Я,
в поклонах разливший колени,
голодом выголодал земли неметчины.
Мечу пожаров рыжия пряди.
Волчьи щетинюсь из темени ям.
Люди!
Дорогие!
Христа ради,
ради Христа,
простите меня!
Нет.
Не подыму искаженного тоской лица.
Всех окаяннее,
пока не расколется,
буду лоб разбивать в покаянии.
Вытеку срубленный.
И никто не будет
некому будет человека мучить.
Люди родятся –
настоящие люди.
Бога самого милосердней и лучше.