Владимир Альфонсов - Поэзия русского футуризма

483. ПО. Кубарь – волчок, юла. 24 Зак.3168

Владимир Гольцшмидт *

484. ПВЖ. Вериги – см. примеч. 350.

485. ПВЖ. Из воспоминаний И. Эренбурга: «Однажды „футурист жизни“ решил поставить себе памятник на Театральной площади; статуя была гипсовая, не очень большая и отнюдь не футуристическая – стоял голый Гольцшмидт. Прохожие возмущались, но не решались посягнуть на загадочный монумент. Потом статую все же разбили» (Эренбург И. Люди, годы, жизнь: Воспоминания. М., 1990. Т. 1. С. 260). Раджа (санскр.) – княжеский титул в Индии.

Тихон Чурилин *

486. ВпС.

487. ВпС.

488. ВпС.

489. ВпС. Я – как страшный царь Саул, / – Приведенье… Саул – первый царь израильско-иудейского государства (конец XI в. до н. э). Возможно, аллюзия на эпизод из Ветхого Завета, описывающий встречу царя Саула с усопшим пророком Самуилом (Царств 1; 28). Сухарева башня – башня, сооруженная в Москве по инициативе Петра I (архитектор М. Чоглоков). Титаник – крупнейшее пассажирское судно начала XX в., затонувшее в 1912 г. в результате столкновения с айсбергом. Кикапу – представитель одноименного племени североамериканских индейцев; у Чурилина – имя персонажа (по-видимому, автобиографического) нескольких ст-ний, а также повести «Конец Кикапу» (М., 1918). Рококо – см. примеч. 283.

490. ВпС.

491. ВпС. Святки – период между Рождеством и Крещеньем.

492-493. ВпС. Кюветка (франц. cuvette) – плоская прямоугольная ванночка, применяемая в фотографии для проявления и обработки негативов и диапозитивов.

494. ВпС. Эпиграф – начальная строка первой главы романа А. С. Пушкина «Евгений Онегин». Выкрест – обращенный в православную веру иноверец.

495. ВпС.

496. ВпС. Ра (егип. миф.) – бог солнца; одновременно Ра – женский персонаж в поэзии Чурилина автобиографического или библейского содержания (см. №№ 497, 502). Готтентот – см. примеч. 334. Кикапу – см. примеч. 489.

497. ВпС. В своих воспоминаниях Т. Лещенко-Сухомлина называла прототипов ст-ния: « Елена – это Бронислава Иосифовна Корвин-Круковская – жена Тихона Чурилина.

Ра – бог Ра – это сам Тихон.

Мэри – это Марина Ивановна Цветаева, которая в ту пору совместной ранней их молодости очень была влюблена в Тихона. „Версты“ посвящены ему – он в стихах о разбойнике» (Лещенко-Сухомлина Т. Долгое будущее. М., 1991. С. 69). Кикапу – см. примеч. 489. Ра – см. примеч. 496.

498-499. ВпС. 2. Нина – святая, просветительница Грузии.

500. ВпС.

501. ВпС.

502. ВпС. Ра – см. примеч. 496. Рахиль – в ветхозаветной Книге Бытия вторая жена патриарха Иакова, мать Иосифа (Быт.; 29).

503. ВпС.

504. ММ. Маца (др. – евр.) – тонкие сухие лепешки из пресного теста, которые иудаизм предписывает есть верующим в дни Пасхи. Брашно – пища. Мирт (греч. mirtos), лавр (лат. laurus), аканф (греч. akantha) – растения, имеющие культовое значение.

505. ВКС. Утома – усталость. Уд (устар.) – удочка или часть тела (рука, нога, половой член). Инеить – покрываться инеем. Обол (греч. obolos) – монета в Древней Греции; по представлениям древних греков, обол служил платой за переправу через реку в загробном царстве.

506. ВКС.

507. ВКС. Кикимора (вост. – слав. миф.) – злой дух дома.

Пощечина общественному вкусу *

ПОВ. Д. Бурлюк вспоминал: «Это был сезон 1912-13 годов.

В „Романовке“ был написан манифест к „Пощечине“.

В этом манифесте Вите Хлебникову принадлежат несколько строк. Манифест был написан мной, а потом В. В. Маяковский, А. Е. Крученых и В. В. Хлебников полировали его совместно…

А. М. Горького не трогали – свой (в действительности Горький в манифесте упомянут. – Сост.)» (Бурлюк. С. 48). Иную версию создания манифеста приводит в своих воспоминаниях А. Крученых: «Я помню только один случай, когда В. Хлебников, В. Маяковский, Д. Бурлюк и я писали вместе одну вещь – этот самый манифест к „Пощечине общественному вкусу“.

Москва. Декабрь 1912 г. Собрались, кажется, у Бурлюка на квартире, писали долго, спорили из-за каждой фразы, слова, буквы.

Помню, я предложил: „Выбросить Толстого, Достоевского, Пушкина“.

Маяковский добавил: „С парохода современности“. Кто-то: „Сбросить с парохода“.

Маяковский: „Сбросить – это как будто они там были, нет, надо, бросить с парохода“… Помню фразу: „Парфюмерный блуд Бальмонта“.

Исправление В. Хлебникова: „Душистый блуд Бальмонта“ не прошло.

Еще мое: „Кто не забудет своей первой любви – не узнает последней“.

Это вставлено в пику Тютчеву, который сказал о Пушкине: „Тебя ж, как первую любовь, России сердце не забудет“.

Строчки Хлебникова: „Стоим на глыбе слова мы“.

„С высоты небоскребов мы взираем на их ничтожество“ (Л. Андреева, Куприна, Кузмина и пр.).

Хлебников, по выработке манифеста, заявил:

– Я не подпишу это… Надо вычеркнуть Кузмина – он нежный.

Сошлись на том, что Хлебников пока подпишет, а потом отправит письмо в редакцию о своем особом мнении. Такого письма мир, конечно, не увидел! <���…> Помню, при создании „Пощечины“ Маяковский упорно сопротивлялся попыткам Велимира отяготить манифест сложными и вычурными образами, вроде: „Мы будем тащить Пушкина за обледенелые усы“. Маяковский боролся за краткость и ударность» (Крученых. С. 46–47, 52). Из воспоминаний Б. Лившица: «Главным же козырем (в ПОВ. – Сост.) был манифест. Из семи участников сборника манифест подписали лишь четверо: Давид Бурлюк, Крученых, Маяковский и Хлебников. Кандинский был в нашей группе человеком случайным, что же касается Николая Бурлюка и меня, нас обоих не было в Москве. Давид <���…> не решился присоединить наши подписи заочно. И хорошо сделал.

Я и без того был недоволен тем, что мне не прислали материала в Медведь, хотя бы в корректуре, текст же манифеста был для меня совершенно неприемлем. Я спал с Пушкиным под подушкой – да я ли один? Не продолжал ли он и во сне тревожить тех, кто объявлял его непонятнее гиероглифов? – и сбрасывать его, вкупе с Достоевским и Толстым, с „парохода современности“ мне представлялось лицемерием.

Особенно возмущал меня стиль манифеста, вернее, отсутствие всякого стиля: наряду с предельно „индустриальной“ семантикой „парохода современности“ и „высоты небоскребов“ (не хватало только „нашего века пара и электричества“!) – вынырнувшие из захолустно-провинциальных глубин „зори неведомых красот“ и „зарницы новой грядущей красоты“.

Кто составлял пресловутый манифест, мне так и не удалось выпытать у Давида: знаю лишь, что Хлебников не принимал в этом участия (его, кажется, и в Москве в ту пору не было). С удивлением наткнулся я в общей мешанине на фразу о „бумажных латах брюсовского воина“, оброненную мною в ночной беседе с Маяковским и почему-то запомнившуюся ему, так как только он мог нанизать ее рядом с явно принадлежавшими ему выражениями вроде „парфюмерного блуда Бальмонта“, „грязной слизи книг, написанных бесчисленными Леонидами Андреевыми“, „сделанного из банных веников венка грошовой славы“, и уже типичным для него призывом „стоять на глыбе слова мы среди моря свиста и негодования“» (Лившиц. С. 403–404). В своих мемуарах В. Шершеневич приводит следующее свидетельство: «Однажды на рассвете я наблюдал, как Маяковский долго и пристально смотрел в лицо чугунному Пушкину, словно стараясь пытливо понять эти глаза. Маяковский меня не видел. Он простоял почти полчаса и потом пошел домой.