Яков Полонский - Лунный свет

И жажду пересилить время —

Уйти в пророческие сны.

Ее нервического плача

Я был свидетелем не раз —

Так тяжела была для нас

Нам жизнью данная задача!

Бессилья крик, иль неудача

Людей, сочувствующих нам,

По девственным ее чертам

Унылой тенью пробегала,

Дрожала бледная рука

И олимпийского венка

С досадой листья обрывала.

Зато печаль моя порой

Ее безжалостно смешила.

Она в венок лавровый свой

Меня, как мальчика, рядила.

Без веры в ясный идеал

Смешно ей было вдохновенье,

И звонкий голос заглушал

Мое рифмованное пенье.

Смешон ей был весь наш Парнас,

И нами пойманная кляча —

Давно измученный Пегас;

Но этот смех – предвестник плача —

Ни разу не поссорил нас.

И до сего дня муза эта

Приходит тайно разделять

Тревоги бедного поэта,

Бодрит и учит презирать

Смех гаера и холод света.

1867

И. С. Тургеневу

Благословенный край —

пленительный предел!

Там лавры зыблются…

А. Пушкин

Невесела ты, родная картина!..

Н. Некрасов

Туда, в Париж, где я когда-то

Впервые, искренне и свято,

Любим был женскою душой…

Туда, где ныне образ твой,

Еще живой, мне свят и дорог,

Не раз стремился я мечтой

Подслушать милой тени шорох,

Поймать хоть призрака черты…

Увы! поклонник красоты —

Я ей страдальческую службу

Давно усердно отслужил

И прозаическую дружбу

В своей душе благословил.

Но где друзья? – друзей немного…

Я их не вижу по годам;

Подчас глуха моя дорога…

В разброде мы: я – здесь, ты – там.

Донашивать свои седины

Нам порознь суждено судьбой!..

Тебе – в объятиях чужбины,

Мне – в кандалах нужды родной.

Устал я, лег – почти что болен,

Своей работой недоволен;

Не бросить ли? не сжечь ли? – Нет!

В моем уединеньи скучном,

Замкнувшись в тесный кабинет,

Не чужд я мысли о насущном,

Забот и будничных сует…

Устал я… размышлять нет мочи, —

Не сплю… погас огарок мой…

В окно глядит и лезет в очи

Сырая мгла плаксивой ночи…

Осенней вьюги слышен вой…

И вот разнузданной мечтой

Я мчусь в Париж, туда, где свято

Впервые я любил когда-то

И был блажен – в последний раз!..

…………

Вот позднего досуга час…

Париж недавно отобедал,

Он все, что мог, изжил, изведал,

И жаждет ночи…

Чердаков

Окошки – гнезда бедняков —

Ушли под тучи в мрак печальный:

Там голод, замыслы, нахальной

Нужды запросы – бой с нуждой,

Или при лампе трудовой

Мечты о жизни идеальной.

Зато внизу – Париж иной,

Картинный, бронзовый, зеркальный;

Сверкают тысячи огней —

Гул катится по всем бульварам,

Толпа снует… Любуйся даром,

Дивись на роскошь богачей;

Вздохнув о юности своей,

Давай простор влюбленным парам…

……………

Вот дом – громада. Из сеней

На тротуар и мостовую

Ложится просвет полосой;

Из-под балкона, головой

Курчавясь, кажут грудь нагую

Шесть статуй – шесть кариатид;

Свет газовых рожков скользит

Кой-где по мрамору их тела;

Полураскрыв уста, оне

Прижались к каменной стене,

И никому до них нет дела…

Вот – лестница осаждена…

Идут, сгибаются колена,

Ступенек не видать – одна

С площадки мраморной видна

Тебе знакомая арена:

Звездятся люстры; их кайма

Из хрусталей, как бахрома

Из радужных огней, сверкает;

Раздвинув занавес, ведет

В громадный зал широкий вход,

И тесную толпу стесняет.

Толпа рассыпалась – и вот…

Шуршит атлас, пестрят наряды,

Круглятся плечи бледных дам —

Затылки, профили… а там,

Из-за высокой балюстрады,

Уже виднеются певцы,

Артисты-гении, певицы,

Которым пышные столицы

Несут алмазы и венцы.

И ты в толпе – уж за рядами

Кудрей и лысин мне видна

Твоя густая седина;

Ты искоса повел глазами —

Быть узнанным тщеславный страх

Читаю я в твоих глазах…

От русских барынь, от туристов,

От доморощенных артистов

Еще хранит тебя судьба…

Но – чу! гремят рукоплесканья,

Ты дрогнул – жадное вниманье

Приподнимает складки лба;

(Как будто что тебя толкнуло!)

Ты тяжело привстал со стула,

В перчатке сжатою рукой

Прижал к глазам лорнет двойной

И – побледнел… —

Она выходит…

Уже вдали, как эхо, бродит

Последних плесков гул, и – вот

Хор по струнам смычками водит —

Она вошла – она поет.

О, это вкрадчивое пенье!

В нем пламя скрыто – нет спасенья!

Восторг, похожий на испуг,

Уже захватывает дух —

Опять весь зал гремит и плещет…

Ты замер… Сладко замирать,

Когда, как бы ожив, опять

Пришла любовь с тобой страдать —

И на груди твоей трепещет…

Ты молча голову склонил,

Как юноша, лишенный сил

Перед разлукой…

Но – быть может —

(Кто знает?!) грустною мечтой

Перелетел ты в край родной,

Туда, где все тебя тревожит,

И слава, и судьба друзей,

И тот народ, что от цепей

Страдал и – без цепей страдает…

Повеся нос, потупя взор,

Быть может, слышишь ты – качает

Свои вершины темный бор —

Несутся крики – кто-то скачет —

А там, в глуши, стучит топор —

А там, в избе, ребенок плачет…

Быть может, вдруг перед тобой

Возникла тусклая картина: —

Необозримая равнина,

Застывшая во мгле ночной.

Как бледно-озаренный рой

Бесов, над снежной пеленой

Несется вьюга; – коченеет,

Теряясь в непроглядной мгле,

Блуждающий обоз… Чернеет,

Как призрак, в нищенском селе

Пустая церковь; тускло рдеет

Окно с затычкой – пар валит

Из кабака; – из-под дерюги

Мужик вздыхает: «Вот-те на!»

Иль «караул!» хрипит со сна,

Под музыку крещенской вьюги.

Быть может, видишь ты свой дом,

Забитый ставнями кругом, —

Гнилой забор, оранжерею, —

И ту заглохшую аллею,

С неподметенною листвой,

Где пахнет детской стариной

И где теперь еще, быть может,

Когда луна светла, как день,

Блуждает молодая тень —

Тот бледный призрак, что тревожит

Сердца, когда поет она

Перед толпой, окружена

Лучами славы…

1877

Глаза и ум, и вся блестишь ты,

Невзгод житейских далека…

И молча взорам говоришь ты,

Как ночью пламень маяка…

Но я, пловец, завидя пламень,

Своим спасеньем дорожу

И, обходя подводный камень,

От блеска дальше ухожу…

Вот, если б я волной был шумной —

Ветрам послушною волной,

С какой бы страстью вольнодумной

Примчался я к твоим стопам,

Чтоб хоть на малое мгновенье

Взыграть, разбиться и, – слезам

Дав волю, – выплакать забвенье

Своим безумствам и страстям.

1882

В гостях у А. А. Фета