Владимир Пруссак - Цветы на свалке

Носитель темный тяготы земной,
Затеплив свечку зимнему Николе,
Грозит кому-то, злобный и хмельной,

И другу шепчет о «земле и воле»,
Потом в цепях, с повинной головой,
Идет в толпе дорогой в чистом поле.

Скитается рассеянное племя
Среди чужих безрадостных равнин;
За славою – позор приносит время
И выю гнет вчерашний господин.

Сдержать отступников, сложивших бремя,
Не может негодующий раввин;
Презренным гоям робко держит стремя
Свободных предков недостойный сын.

Пророки лгут. Не к нам придет Мессия.
В пустыне нет спасительного змия.
Карает Иегова из рода в род.

Пришлец назойливый и гость незваный,
Бездомный нищий – избранный народ,
Взыскующий земли обетованной!

Спят сосны стройные. Холодная луна
Бросает мертвый луч на сумрачные скалы;
Не дрогнет в озере свинцовая волна
И вереска цветы – ковер лиловоалый.

Суоми, севера суровая страна!
Пора богатырей еще не миновала.
Не спишь, но чутко ждешь. Твоя душа верна
Свободным и родным напевам Калевалы.

И солнечный, счастливый яркий свет
Бойцам в морозный день укажет лыжный след
На север, далеко, через леса и долы,

Где злобой сильная, одетая в гранит,
В пределах вражеской и гибельной Похьолы
Седая Лоухи сокровище хранит.

В старинном замке – яркий блеск свечей.
Мотив мазурки, вежливо-веселый,
Поет о паннах, пышности речей,
О днях войны, о мудрости престола.

Но кончен сон. Удары палачей
Крушат дворцы и строгие костелы,
Кричат в тоске измученные села
В тяжелой тьме спустившихся ночей.

О, гордость, сжатая в тисках насилий,
Свободою заплаченная дань,
О, знамя вольности в объятьях пыли!

Не сгибла Польша. Снова будет брань.
Батория на Висле не забыли,
И крепнет клич: «Воскресни и восстань!»

Покоится зловещая тайга
В объятиях морозного тумана.
Сторожат золото в глуши урмана
Ревнивые речные берега.

Свистит и скачет злобная пурга.
И вторит крику дикого шамана
Размеренная песня Океана,
Поющая безбрежные снега.

Здесь символ чести – скованные руки,
И города зевают в алчной скуке,
И жизнь обвило узкое кольцо,

Но вдруг мелькнет, неведомо откуда,
Раскосый взгляд насмешливого Будды
И желтое скуластое лицо.

Ветер осенний и пьяный
Сеет в равнинах дождем.
Вижу я Крест Деревянный,
Грузное тело на нем.

Корчится в приступах муки,
Воплем на помощь зовет;
Кроет широкие руки.
Каплями выступив, пот.

Взора не смею поднять я,
Голос возвысить боюсь:
Там, на высоком распятье:
Родина! Русь!

Спешу уйти куда-нибудь,
Изнемогая слишком рано;
В душе сочащаяся рана,
В нее так больно заглянуть.

Но не укрыться никуда,
Не отдохну и не забуду,
Что всюду кровь и стоны всюду
Несут безумные года.

И я тоски своей стыжусь,
А по ночам, в лампадном свете,
Молюсь, как маленькие дети,
Тебе, поруганная Русь.

Одно страдание у всех,
И одиночество все то же,
Смягчить отчаянье не может
Продажный пыл, поддельный смех.

И будут новые кресты,
И разрушительные беды,
И будет чаянье победы
Обманом призрачной мечты.

И, недостойны до конца,
Пройдем голгофские ступени
До суесловных песнопений,
Взамен тернового венца.

Грозный час. Великая беда.
Будет слава. Будут кровь и стоны.
Каждый день уходят поезда,
Вьются лентой красные вагоны.
Все, что было, – нынче прощено.
Мы сильны, но силы мы утроим.
Каждый – только малое звено,
С грудью грудь – сомкнулись крепким строем.
– Эй, товарищ! Родина – в огне!
Подымай походные знамена!
Слышишь крик: «Сюда, сюда, ко мне!» –
Нас зовет собрат иноплеменный.
Смерть за Русь легка и не страшна.
Многим смерть. Не только нам одним.
Все напьемся бранного вина,
Победим!

Нынче в ночь уходят эшелоны.
На вокзале смутная толпа.
Будет слава. Будут кровь и стоны
И к могилам узкая тропа.
– «Мать, прощай!» – Заплакала седая.
– «Твердым будь. Грядущее светло».
И дрожит рука, благословляя
Юное, открытое чело.
– «Милый! Ясный! Ближе… Я целую
И не кончить поцелуя ввек».
Грянем песню! Грянем удалую!
В битвах станет вольным человек!
Поезд тронулся. Стучат колеса. Тише.
В облака вползает черный дым.
Клич несется, клич великий слышен:
– «Победим!»

Карты бросает гадалка
  Налево – направо.
Сына далекого жалко:
  Смерть или слава?
Карты всю правду расскажут.
  Направо-налево.
Ломятся полчища вражьи
  С криками гнева.
Брошены карты. Склоняется ниже.
Что я увижу?
– Светлый витязь на коне
Скачет в шлеме и броне.
Смешаны карты. Опять и опять.
Направо – налево. Что там видать?
– Мчится туча саранчи,
В битве тупятся мечи.
Смешаны карты. Брошены вновь.
– Кровь.
Смешаны карты. Налево – направо, налево – направо…
– Господи, суд неправый!
Подбираются к нашей ограде,
Удары сыпятся сзади!
Брошены карты. Налево – направо, направо – налево,
Налево – направо…
– Силе лукавой
Нет преграды, нет отпора,
Гибнут наши. Скоро! Скоро!
Брошены карты. Ветер хлестнул в окно.
В картах темно.

Рыдает у скорбной иконы,
Считает земные поклоны,
Рыдает в тяжелой кручине,
Господа молит о сыне.

Белые бумажки шуршат, шуршат,
Те, кто ушли, не придут назад!

Ночью в кабинете скрипел паркет.
В час неурочный зажегся свет.
Если быть в ответе – не нам одним.
Сказано. Решенье. Предадим.
Те, кто ушли, не придут назад.
Белые бумажки шуршат, шуршат.

В один удар сливаются раскаты,
Дрожат от ярости чудовищные жерла.
Взвивается земля. Кусками черной ваты
Поднялся дым, и тьма покров простерла.
Но тьму бичуют полосы огня.
Чугунный ураган бушует, не смолкая.
В холодных рвах безмолвно умирая,
Припомни скудный свет родного дня.

Надвинулись темною тучей,
Вспоминая в молитве Христа,
Встретим конец неминучий,
Троекратно целуясь в уста.
Нас, безоружных и сирых,
Смертной тоской не томи,
Сопричисли к усопшим в мире,
В Царство Твое приими.