Владимир Пруссак - Цветы на свалке

Медлительные правнуки Востока
Уже давно внимательно следят:
В борьбе междуусобной и жестокой
Арийцы слепо пьют смертельный яд.

И хлещут брызги ярого потока
И странным ожиданием томят:
Тебе, Восток, тебе взойти высоко
И царственный тебе принять наряд.

Что сделает неумудренный кровью
Усталый Запад, в бедах исступлен,
Когда, стекаясь к бранному становью,

Неисчислимым множеством племен,
Монголы, соблюдая месть сыновью,
Нарушили тысячелетний сон?

Нарушили тысячелетний сон
Наследники Великого Могола,
И Майдари насмешливый взнесен
Над желтыми, заполнившими долы.

Как воины, уступами колонн,
Они идут, гудит призыв веселый,
И каждый князь смущен и ослеплен
Величием всемирного престола.

Гордясь, ликуй, воскресший Чингис-Хан!
Отмщение убийства и порока
Твоих сынов непобедимый стан,

Что выстроят, по изволенью Рока,
В святом Петре – незыблемый дацан…
Сбылося предсказание пророка.

Сбылося предсказание пророка,
Борьба неравносильною была,
Пал третий Рим, не дав любви зарока,
Во прахе Византии купола.

Раздавлено беспечное барокко;
Готических соборов полумгла,
Где Сатро Santo в желтых пятнах дрока
Не оскорбить пришельцев не могла.

Безжалостны дикарские удары,
Обычай крепкий всюду водворен,
А непокорным – плети и пожары.

И, знаменуя Силу и Закон,
Как утро – новый, словно вечер – старый
Взвился над миром пламенный Дракон.

Взвился над миром пламенный Дракон,
Ему почет и скипетр и порфира,
И тысячи рассеянных корон
Князья приносят самодержцу мира.

И озарит непоколебимый трон
Смиренных подданных – зарею мира,
И желтый лик – в церквах среди икон,
Ему – мольбы и трепетная лира.

Дракон. Не века золотого власть
И не Мессии радость мировая,
Нависла огнедышащая пасть,

И знают люди, тихо засыпая,
Вовек немыслима иная часть…
Давно забыт обет земного рая.

Давно забыт обет земного рая,
Тяжка братина бранного вина;
Старинную Европу раздирая,
Гремит неистощимая война.

Сметая все, от края и до края,
Несется беспощадная волна
И стонут люди, в ранах умирая,
Но чаша не осушена до дна.

И в гуле битв ничье не видит око:
В краю, где в море рухнул небосклон,
Медлительные правнуки Востока

Нарушили тысячелетний сон;
Сбылося предсказание пророка –
Взвился над миром пламенный Дракон.

Невольной родине моей
Не посвящу я светлых песен;
Мой плен томителен и тесен
В невольной родине моей.
А милый призрак давних дней
Неуловим и бестелесен;
Невольной родине моей
Не посвящу я светлых песен.

В краю холодном и суровом
Я вспоминаю край родной;
Как много пережито мной
В краю холодном и суровом!
Я здесь любил. Родимым кровом
Мне стал буран и летний зной;
В краю холодном и суровом
Я забываю край родной.

Я примирился и простил
Моей любви, прощаясь с нею,
И злой тоской не пламенею,
Я примирился и простил.
Край искупленья и могил
Мне стал понятней и роднее;
Я примирился и простил
Моей любви, прощаясь с нею.

Слагаю радостные песни
Невольной родине моей,
Где знал чреду счастливых дней,
Слагая радостные песни.
И с каждым часом все чудесней
Изгнанья край и все родней…
Слагаю радостные песни
Невольной родине моей.

Нередко, в холода декабрьской непогоды,
Изгнанники твердят, беседуя со мной:
«Как трудно вынести страдальческие годы
Вдали от стороны любимой и родной,
И непривычный труд, и скуку, и невзгоды,
И зимы долгие и ветер ледяной».

Но я – изгнанник сам. В Сибири ледяной
Я знаю холода туманной непогоды;
Раскаянье и гнев и злобные невзгоды
Меня не минули и тешились со мной;
И горько вспоминал и я мой край родной,
Где ясно протекли младенческие годы.

Томлюсь уже давно; медлительные годы
Шепнули мне: «Ты наш» и лаской ледяной
Твердили мне: «Забудь. Теперь тебе родной
Морозный, скудный край тоски и непогоды.
Взгляни!» И бледный лик предстал передо мной
В неслыханной красе, и я забыл невзгоды.

Еще ты спишь, Сибирь. Народные невзгоды
Ты сносишь и молчишь и пламенные годы
Еще тебе чужды, но чувствуется мной:
Недолго промолчишь в ограде ледяной,
Под мерный шум тайги и грохот непогоды
И думы о Руси, враждебной и родной.

В сомнениях ее не назовешь родной,
Пока не различишь ты общей нам невзгоды;
Тогда послышатся удары непогоды,
И после гулких битв придут иные годы.
Прорежет яркий луч твой сумрак ледяной
И радостная песнь пропета будет мной.

Пушистый мягкий снег летает надо мной –
Стране изгнания – и все же мне родной,
Пою: ты хороша в короне ледяной!
Придет, придет твой час, и рушатся невзгоды;
Тогда покажутся мучительные годы
Раскатами грозы далекой непогоды.

Таинственный и непонятный свет!
Приник туман к испуганной земле.
Ничто не дрогнет в серой полумгле;
В недвижном круге бледно-желтая луна,
Но непрозрачная густая пелена
Скрывает призрачный недостоверный свет.

Сливается с полями небосклон;
Пропал в тумане белоглавый лес,
В морозных клубах низкий дом исчез,
И сумрак брезжащий мою похитил тень;
Не знаю, – длится ночь иль бесконечный день,
В белесых мороках сокрылся небосклон.

Слезятся напряженные глаза,
И слезы стынут коркой ледяной,
Но боль уже не чувствуется мной,
И я брожу в лесах, часам теряя счет,
И сказочная ночь пугает и влечет,
Как женщин северных бесстрастные глаза.

Недвижно вкруг луны кольцо, прозрачное и бледно-матовое;
Блестит поляны снежной гладь, таинственный простор охватывая.
Тугие лыжи не скрипят, остановил я бег размеренный
И снегу ровному молюсь; восторженный, молюсь уверенно.
Я клятву верности сдержал, в морозные поля влюбленный;
Зима в покрове снеговом, ты примешь жениха на лоно.
Блистай, холодная луна, светильником в желанный час;
К тебе, владычица, пришел; завистник не расторгнет нас.
Бросаюсь я зиме на грудь, молитвенно целую;
Я ждал тебя, любил тебя, суровую и злую.
Как хорошо, зима, с тобой, я упоенно стих,
Как хорошо, как сладко мне в объятиях твоих.
Я упоен, тебя в объятьях стискивая,
Пренепорочнейшая грудь как близко твоя…
Как ты бледна, моя жена покорная!
Ужели страсть утолена упорная?
Я утомлен, я здесь простерт без силы;
Уходит кровь и цепенеют жилы.
О, быть с тобой еще, еще позволь!
Как странно в тело проникает боль.
И вновь меня ласкают жгуче,
Глаза закрыты темной тучей
И на устах моих печать;
Как хорошо вдвоем молчать
И, тихо засыпая,
У врат земного рая,
Сказать: «Лишь я да ты,
Сполна сбылись мечты».
Ко мне летите,
Снежинок нити,
Со мною – вот –
Ваш хоровод;
Немея,
Как змеи
Струят
Яд.