Владимир Пруссак - Цветы на свалке

Только красное знамя на опустевшей трибуне…
Марсельеза растет! В грозно нависающем пеньи –
Прислушайтесь – говорят о жестоком отмщеньи
Павшие восемнадцатого июня!

Газетной лживой беготне
Мы ежедневно платим дани,
Но кто почувствует вполне
Трагедию старинных зданий?

Как нынче Мраморный угрюм…
Едва ль спокоен пышный Зимний…
От мрачных обессилев дум,
Дворцы скорбят о плавном гимне.

Пусть изменил солдатский штык,
Но им, огромным, близки тени
Самодержавнейших владык –
Полузабытых сновидений.

Вздыхают: «Что ж! Всему конец!»
И плачут в горести невольной.
Молчит Таврический дворец,
Но пылко негодует Смольный.

«Растрелли и Гваренги здесь
Творили вдумчиво и четко –
И я теперь поруган весь,
Я полонен косовороткой!»

Ему сочувствуя, поют
В унылой крепости куранты –
В тюрьме последний ваш приют,
Торжественные аксельбанты…

Дворцы тоскуют в тишине
Теней отверженных Элизий
И Петр на взвившемся коне
Тревожится о Парадизе.

Новых чреда испытаний
Злобно встает в темноте;
Пусть до конца не устанет
Верный прекрасной мечте!

Пусть равнодушие наше
Дрогнет, понявши урок –
Еще не исполнена чаша,
Но приближается срок.

День приближается грозный,
День унижений раба,
Когда безвозвратное: «поздно»
Нам отчеканит судьба.

От павших соратников наших
Горький услышим упрек!
Еще не исполнена чаша,
Но приближается срок.

Опять к тяжелому распутью
Россия тихо подошла,
Но дали скрыты серой мутью,
Пути окутывает мгла.

Куда идти, кому поверить,
Кто нам поверит и спасет!
Незабываемым потерям
Уже давно утрачен счет.

Знамена, красные знамена,
Надежда долгих рабских дней,
Ужели враг иноплеменный
И их, восторженных, сильней?

Иль, за позор отмстив сторицей,
Вновь императорский штандарт
Над усмиренною столицей
Поднимет новый Бонапарт?

Не различить пути в тумане,
Врага успей, устереги!
Но скоро кто-то въявь предстанет
И слышны мерные шаги.

Недоуменны и тревожны,
Готовы к новому кресту,
Мы древний меч не вложим в ножны
И не задремлем из посту.

Но дали замкнуты глухие,
Дрожит усталая рука…
– Храни, Христос, Твою Россию,
Опасность смертная близка.

Насилу миновал автомобиль
Грохочущие красные заводы;
Я грустно думал: «Пыль и только пыль,
Мы – книжники, не рыцари свободы.

Не вспыхнуть очищающим огнем:
Да, тусклы мы и тускло наше небо…»
Аплодисменты. Крики: «Все умрем»,
И резкий возглас: «Лучше дайте хлеба».

Не верим, радуясь, и холодны, кляня;
Порыв залил, едва ль возникнет снова
И нет в глазах ни гнева ни огня,
И Марсельеза гаснет с полуслова.

Мы пламенели несколько минут –
Благословенна память их да будет!
Слова исчерпаны и нужен труд,
Но мы скорбим и молимся о чуде.

Молчания суровую печать
Когда бы на себя спокойно наложили!
Когда бы так! Работать и молчать,
Своей доверясь напряженной силе.

Идем вперед, товарищ, ты готов?
Трусливые пускай уходят в норы!
Пусть не смущают искренних борцов
Сектантские назойливые споры.

Но так не будет. Бдителен и нем
Не будет каждый в день последней брани.
Обсудят фракции… Воззвание «ко всем»,
Решил издать пленарное собранье.

Стремительно скользит автомобиль
По грязному рабочему кварталу.
Опять на митинг. Надо бы к началу…
Слова и жесты. Пыль и только пыль.

Окончен год. На новой грани,
Недоуменные, стоим –
Кто в дали темные поманит,
Россия, именем твоим?

В куски разбитая корона
Сердца надеждой не зажжет;
Что с ней вернется! Рабьи стоны,
Тупая злоба, мертвый гнет!

Но вера в пламенное слово,
В святую вольность есть ли в нас?
Убор к венцу, – венок терновый
И залит кровью светлый час.

Так. Пусть убогие витии
Слепой покорствуют молве –
Ключи вселенской Византии
Недаром вверены Москве.

Пускай дряхлеет наша слава;
Велик, Россия, жребий твой,
Не может древняя держава
Быть усмиренною рабой.

Пусть императорские плети
Не сдержит жалкая мольба –
Не годом, не десятилетьем
России мерится судьба.

Какой бы срам ни выпал ныне
И кто бы ни сулил ярем, –
Оставим праздное унынье
И рабской доли не снесем.

И дрогнут короли лихие
И будет грозен смертный бой…
Вовек да здравствует Россия,
Да крепнет в буре роковой!