Варлам Шаламов - Том 3

Острием моей дощечки
Я писал пред светом печки,
Пред единственным светцом,

Я заглаживал ошибки
Той же досточкой негибкой,
Но зато тупым концом.

Пусть лежит на столе,
Недоступная переводу,
Не желая звучать на чужом языке,
В холод речи чужой оступаться, как в воду,
Чуть не в каждой душевной строке.

Тайны речи твоей пусть никто не раскроет,
Мастерство! Колдовство! Волшебство!
Пусть героя скорей под горою зароют:
Естество превратят в вещество.

Не по признаку эсхатологии
Всевозможнейших Страшных Судов —
Пусть уходит ручьем по забытой дороге:
Как ручей, без речей и цветов.

Пусть изучат узор человеческой ткани,
Попадающей под микроскоп,
Где дыханье тритон сохраняет веками
Средь глубоких ущелий и троп.

Как Бетховен, цветными мелками
Набиваю карман по утрам,
Оглушенными бурей стихами
Исповедуюсь истово сам.

И в моей разговорной тетради
Место есть для немногих страниц,
Там, где чуда поэзии ради
Ждут явленья людей, а не птиц.

Я пойму тебя по намеку,
По обмолвке на стертой строке,
Я твой замысел вижу глубокий
По упорству в дрожащей руке.

Дошепчи, доскажи, мой товарищ,
Допиши, что хотел, до конца
Черным углем таежных пожарищ
При лучине любого светца.

Чтоб, отбросив гусиные перья,
Обнажить свою высшую суть
И в открытые двери доверья
Осторожно, но твердо шагнуть.

Как Бетховен, цветными мелками
Набиваю карман по утрам.
Раскаленными угольками
Они светятся по ночам.

Уступаю дорогу цветам,
Что шагают за мной по пятам,

Настигают в любом краю,
В преисподней или в раю.

Пусть цветы защищают меня
От превратностей каждого дня.

Как растительный тонкий покров,
Состоящий из мхов и цветов,

Как растительный тонкий покров,
Я к ответу за землю готов.

И цветов разукрашенный щит
Мне надежней любых защит

В светлом царстве растений, где я —
Тоже чей-то отряд и семья.

На полях у цветов полевых
Замечанья оставил мой стих.

Стихи — это боль и защита от боли,
И — если возможно! — игра.
Бубенчики пляшут зимой в чистом поле,
На кончике пляшут пера.

Стихи — это боль и целительный пластырь,
Каким утишается боль,
Каким утешает мгновенно лекарство —
Его чудодейственна роль.

Стихи — это боль, это скорая помощь,
Чужие, свои — все равно,
Аптекарь шагает от дома до дома,
Под каждое ходит окно.

Стихи — это тот дополнительный градус
Любых человечьих страстей,
Каким накаляется проза на радость
Хранителей детских затей.

Рецептом ли модным, рецептом старинным
Фармакологических книг,
Стихи — как таблетка нитроглицерина,
Положенная под язык.

Среди всевозможных разрывов и бедствий
С облаткой дежурит поэт.
Стихи — это просто подручное средство,
Индивидуальный пакет.

Я не люблю читать стихи,
Но не поэтому,
Что слишком много чепухи
Дано поэтами.

Я просто время берегу
Для их писания,
Когда бегу по берегу
Самопознания

Я поставил цель простую:
Шелестеть как листопад,
Пусть частично вхолостую,
Наугад и невпопад.

Я такой задался целью:
Беспрерывно шелестеть,
Шелестеть льдяной метелью,
Ледяные песни петь.

Я пустился в путь бумажный,
Шелестя как листопад,
Осторожный и отважный,
Заменяя людям сад.

И словарик ударений
Под рукой моей всегда.
Не для словоговорений
Шелестит моя вода.

Орудие добра и зла,
Топор — древнее, чем пила,
И не прошла еще пора
Для тайной силы топора.

Кладется на ночь на порог,
Чтоб жизнь хозяина берег,
Чтоб отогнал топор врага,
Пока свирепствует пурга.

Но если им срубили гроб
Для жителя якутских троп,
Оленьих трактов, лайд, озер,
В куски ломаем мы топор —
Даем нечистому отпор.

Ветер по насту метет семена
Ветер как буря и как война.

Горбится, гнется, колеблется наст:
Этих семян никому не отдаст.

Девственниц-лиственниц семена.
Неоплодотворенная тишина.

Что из того, что явилась весна,
Лиственниц этих лишая сна?..

Она ко мне приходит в гости
По той параболе комет,
Оставя падающий косо
Рассеивающийся свет.
Ей надо быть моей средою,
Как та воздушная среда,
Среда, которой я не стою,
Да и не стоил никогда.
Но в мире преувеличенья
В обличье сказок и легенд
Она сама была леченьем,
Вполне химический агент.
Оставя на моей бумаге
Едва заметный, легкий след,
Как тайнопись, которой маги
Заворожили свой секрет.
Как те бесцветные чернила,
Проявленные на огне,
Остатки жизненного пыла,
Несвойственного нынче мне

Не суеверием весны
Я тронул северные сны,
Те отпечатки старины,
Где откровенья мне даны
И с веком соединены
Среди полночной тишины.
Тем сновиденьям не бывать!
Не потрясти мою кровать,
Меня с кровати не сорвать!
Да будет мне всегда легка
Неосторожная рука,
Звенящая в звонок стиха, —
Резка, разумна и гулка.

Письмо из ящика упало
И вырвало у смерти жало.
Сквозь жизни гам
Одна картонная страница
Летит, планируя, как птица,
К моим ногам.

Хоть стал давно добычей тлена
Тот черный гость,
Бежать из песенного плена
Не удалось.

Не удалось сорваться с петли
И скрыться с глаз,
Покуда возглашает петел
Последний раз

Покамест запевают трубы
Сигнал суда,
Покамест ангел синегубый
Ведет туда,

Где звезды вносят свет пристрастья
Во все углы,
Где все последствия пространства
Так тяжелы.

Я, пожалуй, рад безлюдью.
Пусть никто, кроме меня,
Не встречает ветер грудью
Без костра и без огня.

Я, пожалуй, рад молчанью
Птиц, безмолвных в том краю,
Пусть молчание лучами
Освещает жизнь мою.