Владимир Высоцкий - Я никогда не верил в миражи

Смотрю французский сон
С обилием времен,
Где в будущем – не так, и в прошлом – по-другому.
К позорному столбу я пригвожден,
К барьеру вызван я языковому.
Ах, разность в языках!
Не положенье – крах.
Но выход мы вдвоем поищем и обрящем.
Люблю тебя и в сложных временах —
И в будущем, и в прошлом настоящем!..

1973

Там у соседей – пир горой,
И гость – солидный, налитой,
Ну а хозяйка – хвост трубой —
Идет к подвалам:
В замок врезаются ключи,
И вынимаются харчи;
И с тягой ладится в печи,
И с поддувалом.

А у меня – сплошные передряги:
То в огороде недород, то скот падет,
То печь чадит от нехорошей тяги,
А то щеку на сторону ведет.

Там у соседа мясо в щах —
На всю деревню хруст в хрящах,
И дочь-невеста вся в прыщах —
Дозрела, значит.
Смотрины, стало быть, у них —
На сто рублей гостей одних,
И даже тощенький жених
Поет и скачет.

А у меня цепные псы взбесились —
Средь ночи с лая перешли на вой,
И на ногах моих мозоли прохудились
От топотни по комнате пустой.

Ох, у соседа быстро пьют!
А что не пить, когда дают?
А что не петь, когда уют
И не накладно?
А тут, вон, баба на сносях,
Гусей некормленных косяк…
Да дело, в общем, не в гусях,
А все неладно.
Тут у меня постены появились,
Я их гоню и так и сяк – они опять,
Да в неудобном месте чирей вылез —
Пора пахать, а тут – ни сесть ни встать.

Сосед маленочка прислал —
Он от щедрот меня позвал,
Ну, я, понятно, отказал,
А он – сначала.
Должно, литровую огрел —
Ну и, конечно, подобрел…
И я пошел – попил, поел.
Не полегчало.

И посредине этого разгула
Я пошептал на ухо жениху —
И жениха, как будто ветром, сдуло,
Невеста вся рыдает наверху.

Сосед орет, что он народ,
Что основной закон блюдет:
Мол, кто не ест, тот и не пьет, —
И выпил, кстати.
Все сразу повскакали с мест,
Но тут малец с поправкой влез:
«Кто не работает – не ест,
Ты спутал, батя!»

А я сидел с засаленною трешкой,
Чтоб завтра гнать похмелие мое,
В обнимочку с обшарпанной гармошкой —
Меня и пригласили за нее.

Сосед другую литру съел —
И осовел, и опсовел,
Он захотел, чтоб я попел —
Зря, что ль, поили?!
Меня схватили за бока
Два здоровенных паренька.
«Играй, – говорят, – паскуда, пой, пока
Не удавили!»
Уже дошло веселие до точки,
Уже невеста брагу пьет тайком, —
И я запел про светлые денечки,
«Когда служил на почте ямщиком».

Потом еще была уха
И заливные потроха,
Потом поймали жениха
И долго били,
Потом пошли плясать в избе,
Потом дрались не по злобе, —
И все хорошее в себе
Доистребили.

А я стонал в углу болотной выпью,
Набычась, а потом и подбочась, —
И думал я: «А с кем я завтра выпью
Из тех, с которыми я пью сейчас?!»

Наутро там всегда покой,
И хлебный мякиш за щекой,
И без похмелья перепой,
Еды – навалом,
Никто не лается в сердцах,
Собачка мается в сенцах,
И печка – в синих изразцах
И с поддувалом.
А у меня – и в ясную погоду
Хмарь на душе, которая горит,
Хлебаю я колодезную воду,
Чиню гармошку, а жена корит.

1973

Я из дела ушел, из такого хорошего дела!
Ничего не унес – отвалился в чем мать родила.
Не затем, что приспичило мне, – просто время приспело,
Из-за синей горы понагнало другие дела.

Мы многое из книжек узнаем,
А истины передают изустно:
«Пророков нет в отечестве своем, —
Да и в других отечествах – не густо».

Я не продал друзей, без меня даже выиграл кто-то.
Лишь подвел одного, ненадолго, – сочтемся потом.
Я из дела исчез, – не оставил ни крови, ни пота,
И оно без меня покатилось своим чередом.

Незаменимых нет, и пропоем
Заупокой ушедшим – будь им пусто.
Пророков нет в отечестве своем, —
Да и в других отечествах – не густо…

Растащили меня, но я счастлив, что львиную долю
Получили лишь те, кому я б ее отдал и так.
Я по скользкому полу иду, каблуки канифолю,
Подымаюсь по лестнице и прохожу на чердак.

Пророков нет – не сыщешь днем с огнем, —
Ушли и Магомет, и Заратустра.
Пророков нет в отечестве своем, —
Да и в других отечествах – не густо…

А внизу говорят – от добра ли, от зла ли, не знаю:
«Хорошо, что ушел, – без него стало дело верней!»
Паутину в углу с образов я ногтями сдираю,
Тороплюсь, потому что за домом седлают коней.

Открылся лик – я стал к нему лицом,
И он поведал мне светло и грустно:
«Пророков нет в отечестве своем,
Но и в других отечествах – не густо».

Я взлетаю в седло, я врастаю в коня – тело в тело, —
Конь падет подо мной, – но и я закусил удила!
Я из дела ушел, из такого хорошего дела,
Из-за синей горы понагнало другие дела.

Скачу – хрустят колосья под конем,
Но ясно различаю из-за хруста:
«Пророков нет в отечестве своем, —
Но и в других отечествах – не густо».

1973

Вот твой билет, вот твой вагон —
Всё в лучшем виде: одному тебе дано
В цветном раю увидеть сон —
Трехвековое непрерывное кино.
Всё позади – уже сняты
Все отпечатки, контрабанды не берем;
Как херувим стерилен ты,
А класс второй – не высший класс, зато с бельем.

Вот и сбывается все, что пророчится,
Уходит поезд в небеса – счастливый путь!
Ах! как нам хочется, как всем нам хочется
Не умереть, а именно уснуть.

Земной перрон… Не унывай!
И не кричи – для наших воплей он оглох.
Один из нас уехал в рай,
Он встретит Бога, если есть какой-то Бог.

Он передаст Ему привет,
А позабудет – ничего, переживем:
Осталось нам немного лет,
Мы пошустрим и, как положено, умрем.

Вот и сбывается все, что пророчится,
Уходит поезд в небеса – счастливый путь!
Ах! как нам хочется, как всем нам хочется
Не умереть, а именно уснуть.

Не всем дано поспать в раю,
Но кое-что мы здесь успеем натворить:
Подраться, спеть… Вот я – пою,
Другие – любят, третьи – думают любить.

Уйдут, как мы, в ничто без сна
И сыновья, и внуки внуков в трех веках…
Не дай Господь, чтобы война,
А то мы правнуков оставим в дураках.

Вот и сбывается все, что пророчится,
Уходит поезд в небеса – счастливый путь!
Ах! как нам хочется, как всем нам хочется
Не умереть, а именно уснуть.